учебный год 2023 / Ivanov_V_Teoriya_Gosudarstva_a4

В. В. Иванов. «Теория государства»

Сформулированы многочисленные концепции «полиархии», «меритократии» 344, «элитной демократии»), до известного предела сглаживающие противоречия между официальными демократическими декларациями и олигархической действительностью либо объясняющие, почему при современной демократии нет и не должно быть «народовластия» и она все равно остается демократией и якобы не превращается при этом в олигархию.

Так, Людвиг Генрих фон Мизес еще в 1920-е гг. Вовсю выхолащивал классическую демократическую теорию: «идея, что при настоящей демократии люди будут проводить время в совете подобно членам парламента, возникла из представления о древнегреческом городегосударстве периода упадка; но при этом упускается из виду тот факт, что такие общины вовсе не были демократиями, поскольку исключали из общественной жизни рабов и всех тех, кто не обладал всей полнотой прав гражданина. Там, где все должны трудиться, „чистый“ идеал демократии становится нереализуемым. Стремление увидеть демократию реализованной именно в этой невозможной форме есть не что иное, как педантское доктринерство… Чтобы достичь целей демократических установлений, необходимо только, чтобы законодательная и административная работа следовала воле большинства народа… существо демократии не в том, что каждый пишет законы и управляет, но в том, чтобы законодатели и управляющие на деле зависели от воли народа, чтобы их можно было мирно заменить в случае конфликта»345. Любопытно, что фон Мизес был искренне уверен, что «разбил» концепцию

рованно влияют на общественное мнение путем селективного и продуманного распространения результатов исследований. Таким образом, установился режим, который вполне обоснованно можно назвать постдемократической телеолигархией, где подавляющее большинство граждан не выбирает и не избирает, а остается в неведении и подчиняется». Дзоло также цитирует Норберто Боббио, который констатировал, что засилье телевидения привело к инверсии отношений между контролирующими

иконтролируемыми: узкий круг избранных контролирует массы избирателей, а не наоборот (Дзоло Д. Указ. Соч. С. 11— 12).По-моему, Манен напрасно принижает роль личностного фактора при партийной демократии – многие партии разных идеологических ориентаций были откровенно вождистскими, имели в своих рядах большое количество ярких авторитетных «лиц». Поэтому четко разделить, где и когда избиратели голосовали за партии, идеологии и программы, а где за вождей и прочие «лица», мягко говоря, не всегда возможно. Другое дело, что партии отдалили лидеров от избирателей. Точнее, при партийной демократии между избирателями и лидерами появился буфер в виде партийныйх активов. Еще точнее – этот буфер не мог не появиться, поскольку усложнились и общество, и политика. Манен также практически не анализирует роль

изначение перехода при партийной демократии к пропорциональным и смешанным избирательным системам, и это, можно сказать, обескураживает.Что же до аудиторной демократии, телекратии, то зрелищность, «аудиторность» всегда имманентно присуща демократии и, если шире, выборным институтам и практикам. Лидеры работали на публику и при парламентаризме,

ипри партийной демократии. И сама аудитория (задолго до изобретения телевидения) часто могла повлиять только на «картинку», да и то, разумеется, лишь опосредованно, к тому же ее предпочтения старательно «форматировали» пропагандой. Реальная же политика оставалась «за кадром».Я не хочу сказать, что ничего не поменялось. Но изменения не сущностны. Узкий круг избранных всегда контролировал массы избирателей. Но в последние десятилетия он стал делать это иначе, чем в предыдущие.Во второй половине XX в. Социальные слои, оставшиеся с индустривальной эпохи, сильно фрагментировались

иперемешались. Партиям и лидерам пришлось сменить «фокус» и обращаться сразу ко «всем» и одновременно ко множеству мелких социальных и пр. Групп. Одновременно технический прогресс (Манен и Дзоло не успели написать про Интернет, про «интернетократию») способствовал и значительному качественному и количественному усилению зрелищного, «аудиторного» компонента демократии. Отсюда «всеядные» партии («catch-all parties») и лидеры, отсюда «деидеологизация» политики (на Западе уже давно говорят, что тамошних левых не отличить от правых и наоборот) и т. д.

344От лат. meritus – достойный. Это понятие ввел британский социолог Майкл Янг, в одной из своих книг сатирически описавший футуристическое государство, где общественная позиция определяется коэффициентом интеллекта, а также бесславный конец этого государства (Young M. The Rise of the Meritocracy, 1870 – 2033. L., 1958). Но человек не властен над своими творениями. Дэниэлу Бэллу слово «меритократия» очень понравилось, и он наполнил его позитивным содержанием

всвоем эпохальном труде о постиндустриальном обществе (Bell D. The coming of post-industrial society: a venture in social forecasting. N.-Y., 1973). За ним последовали многие другие. Сейчас о меритократии как о современной версии аристократии и т. п. Рассказывают с университетских кафедр и страниц популярных журналов. Это идеальный пример «реабилитации» понятия, изначально исключительно негативного.

345Мизес Л. фон. Социализм. Экономический и социологический анализ. М., 1994. С. 54 – 55.«Die Idee, daß in der reinen Demokratie das ganze Volk seine Tage ratend und beschließend etwa in der Weise zu verbringen häte wie die Mitglieder eines Parlaments zur Zeit der Tagung, entstammt einer Vorstellung, die man sich nach dem Vorbild der Verhältnisse in den altgriechischen Stadtstaaten der Verfallszeit gebildet hat. Man übersieht dabei, daß jene Gemeinwesen in Wahrheit gar nicht demokratisch waren, da sie die Sklaven und alle jene, die nicht das Vollbürgerrecht besaßen, von jeder Teilnahme am öfentlichen Leben ausschlossen. Bei Heranziehung aller zur Mitwirkung ist das Ideal der reinen wie das der unmitelbaren Demokratie undurchführbar. Es ist aber auch nichts anderes als pedantischer naturrechtlicher Doktrinarismus… Um das Ziel zu erreichen, dem die demokratischen Einrichtungen dienen wollen, ist nichts weiter erforderlich als daß Gesetzgebung und Verwaltung sich nach dem Willen der Volksmehrheit richten…

121

В. В. Иванов. «Теория государства»

Михельса, дескать, «демократия не делается менее демократичной оттого, что лидеры выделяются из массы, чтобы посвятить себя целиком политике».346

Йозеф Алоис Шумпетер в 1942 г., «выбраковав» и выбросив из теории демократии концепты «воли народа», «народовластия» и т. п.347, утверждал, что «демократический метод

– это такое институциональное устройство для принятия политических решений, при котором отдельные индивиды обретают власть принимать политические решения в конкурентной борьбе за голоса людей».348

Данило Дзоло, дотошный комментатор и беспощадный критик Шумпетера, подробно разобрал эту формулировку: «[…] демократия является, таким образом, процедурной уловкой, предусматривающей, что народ в развитых и дифференцированных обществах хотя формально и считается обладателем политического суверенитета, но фактически не способен осуществлять этот суверенитет. Демократическая модель – это сочетание процедур и учреждений, позволяющее народному суверенитету проявляться единственно возможным для него образом, то есть в сотрудничестве в производстве правления и, следовательно, политических реше-

ний. […]

Главные элементы концепции демократии, пересмотренной Шумпетером, можно, пожалуй, аналитически выразить в трех следующих пунктах:

1)для признания политического режима демократическим необходимо рассматривать

[…]исключительно процедуры…

2)в демократических режимах, в отличие от режимов автократических и деспотических, производство правления происходит в результате конкурентной борьбы.

3)Эта борьба направлена на завоевание голосов народа, а ее исход определяют результаты выборов».349

После второй мировой войны некоторое время шла дискуссия между теоретиками, опиравшимися на классическое понимание демократии как «народовластия», и новаторами-реви- зионистами во главе с Шумпетером. К 1970-м гг., как отмечает Сэмюэль Филлипс Хантингтон, дебаты закончились победой последних350 [очень смелое утверждение! – В. И.]. Сам Хантингтон, будучи убежденным «шумпетерианцем», предлагал определять уровень демократичности государства, учитывая меру, «в какой лица, наделенные высшей властью принимать коллективные решения, отбираются путем честных, беспристрастных, периодических выборов, в ходе которых кандидаты свободно соревнуются за голоса избирателей, а голосовать имеет право практически все взрослое население».351

Nicht daß jeder selbst Gesetze schreibt und verwaltet, macht das Wesen der Demokratie aus, sondern das, daß Gesetzgeber und Regierer vom Volkswillen in der Weise abhängig sind, daß sie friedlich gewechselt werden können, wenn sie sich in einen Gegensatz zu ihm gestellt haben» (Mises L. Die Gemeinwirtschaf. Untersuchungen über den Sozialismus. Jena, 1922. S. 55).

346Ibid. S. 55—56.

347Шумпетера, как и многих в то время, не могли не потрясти успехи национал-социалистов на выборах в Германии

в1930 и 1932 гг. (Между тем ни в коем случае не надо забывать ни о постепенной инкорпорации нацистской верхушки в германскую элиту начавшейся еще с середины 1920-х гг., ни о довольно широком элитном консенсусе, сводившемся к тому что «лучше нацисты, чем коммунисты».) Также, несомненно, на него оказали влияние итальянские элитаристы.

348Шумпетер Й. Капитализм, социализм и демократия. М., 1995. С. 355. «[…] the democratic method is that institutional arrangement for arriving at political decisions in which individuals acquire the power to decide by means of a competitive struggle for the people’s vote» (Schumpeter J. A. Capitalism, Socialism and Democracy. L. – N.-Y., 1992. P.269).

349Дзоло Д. Указ. Соч. С. 165—166.

350Хантингтон С. Третья волна. Демократизация в конце XX века. М., 2003. С. 16.

351Там же. С. 17.«[…] this study defnes a twentieth-century political system as democratic to the extent that its most powerful collective decision makers are selected through fair, honest, and periodic elections in which candidates freely compete for votes and in which virtually all the adult population is eligible to vote» (Huntington S. P. The Tird Wave: Democratization in the Late Twentieth Century. Norman, 1993. P.7).

122

В. В. Иванов. «Теория государства»

Роберт Даль по существу переопределил демократию как «правление меньшинств», которое якобы принципиально отличается от «правления меньшинства»352. Впрочем, обычно он описывал и описывает демократию как «полиархию», предполагающую, если упрощенно, распределение власти между множеством политических групп и их свободную и публичную конкуренцию друг с другом за голоса избирателей353. Это свое «открытие» он использовал, кроме прочего, для критики все того же Михельса, заявив, что, несмотря на олигархическую организацию партий, межпартийная конкуренция гарантирует, что «политика правительства будет со временем отвечать предпочтениям большинства голосующих».354

Карл Раймунд Поппер был еще откровеннее: «в „теории“ […] современные демократии все еще основаны […] на не имеющей ничего общего с практикой идеологии, согласно которой именно народ, все взрослое население является… реальным верховным, единственно законным правителем. В действительности народ нигде не правит»355. Власть народа – фикция, по мнению Поппера; возможно и необходимо господство права (rule of law), при котором правительство может быть смещено вотумом большинства и т. д..356

Безусловно, демократия не исчерпывается процедурой конкурентных выборов, оформляющих и дополняющих публичное соперничество различных элитных групп, потенциалом «мирной» смены власти, rule of law и т. д. Это элементы одной из разновидностей современной демократии – либеральной демократии. Режим вообще не исчерпывается процедурами или потенциалами. С другой стороны, очевидно, что от того же сведения демократии к процедуре всего полшага до признания олигархической сущности западных либерально-демократических режимов.357

Дзоло, обобщив идеи Шумпетера и его единомышленников и последователей, объединил всех этих авторов в «неоклассическую школу демократии». По его оценке, характерная черта

352«[…] it is not discoverable in clear-cut distinction between government by a majority and government by the minority. The distinction comes much closer to being one between government by a minority and government by minorities». (Dahl R. A Preface to Democratic Theory. Chicago, 1956. P. 133).

353Понятие «полиархии» ввел Даль. Вернее, так считает он сам и так принято считать (см., например: en.wikipedia.org/ wiki/Polyarchy). Даль развивает и продвигает учение о «полиархии» с 1950-х гг. (он впервые подробно изложил его в процитированной в основном тексте и предыдущей сноске книге «A Preface to Democratic Theory»).Между тем в действительности вполне политическое определение «полиархии» можно найти и у другого Даля – Владимира. Он не был политологом и

ополитике не писал. Но в его Толковом словаре значение слова «полигархия» (лишняя буква «г», естественно, ничего не меняет) раскрывается через синонимы «многоначалие», «поликратия», «семибоярщина». Нелишне, думается, напомнить, что «семибоярщина»– «эталон» публичной олигархии в русской истории (Даль В. И. Толковый словарь живого великорусского языка. Т. 3.СП б.-М., 1907. С.654).

354Даль Р. Демократия и ее критики. М., 2003. С. 421.

355Popper K. Te open society and its enemies revisited// The Economist. 1988. April 23. P. 26.«In theory […] these modern democracies are still based on the […] completely impractical ideology that it is the people […] the real and ultimate and the only legitimate rulers. But, of course, nowhere do the people actually rule».

356Ibid.

357Колин Крауч критикует теоретиков либеральной демократии за то, что они снизили «планку ожиданий» от демократии, отбросили нормативный демократический идеал и водрузили на его место обобщенную западную модель. «Демократия процветает тогда, когда простые люди имеют возможности для активного участия – посредством обсуждения и автономных организаций – в формировании повестки дня общественной жизни и когда они активно используют такие возможности. Конечно, нельзя ожидать, что большинство будет самым живым образом участвовать в серьезном политическом обсуждении и формировании повестки дня, а не просто выступать в качестве пассивных респондентов при проведении опросов общественного мнения и осознанно действовать в последующих политических событиях и действиях. Это идеальная модель, которой почти никогда невозможно достичь в полной мере, но, как и все недостижимые идеалы, она задает ориентир. […] Согласие со скромными ожиданиями от либеральной демократии приводит к удовлетворенности тем, что я называю постдемократией. При этой модели, несмотря на проведение выборов и возможность смены правительств, публичные предвыборные дебаты представляют собой тщательно срежиссированный спектакль, управляемый соперничающими командами профессионалов, которые владеют техниками убеждения, и ограниченный небольшим кругом проблем, отобранных этими командами. Масса граждан играет пассивную, молчаливую, даже апатичную роль, откликаясь лишь на посылаемые им сигналы. За этим спектаклем электоральной игры разворачивается непубличная реальная политика, которая опирается на взаимодействие между избранными правительствами и элитами, представленными преимущественно деловыми кругами» (Крауч К. Постдемократия.

М., 2010. С. 18 – 19).

123

В. В. Иванов. «Теория государства»

их однозначно элитистского учения – «попытка избежать любого противопоставления элитистских тезисов традиции классической демократии. Для таких авторов, как Моска, Михельс и Парето, элитизм был реалистическим и консервативным (пусть порой и открыто авторитарным

иантидемократическим) возражением радикально-демократическому и социалистическому прогрессизму но у представителей неоклассической школы функция элит стала, по-видимому, чем-то не столько направленным против демократии, сколько главным содержанием, сутью демократии». Для них «„реальная демократия“ демократична потому, что она является элитарным режимом, который в то же время остается плюралистическим и либеральным [выделено дзоло. – В. И.]».358

Приведу еще одно мнение, на этот раз Лео Штрауса, «анти-Шмитта»: «Что такое современная демократия? Как-то было сказано, что демократия – это вид политического режима, опирающийся на добродетель. Демократия – это политический режим, при котором все или большинство взрослых являются людьми добродетели, и поскольку добродетель, кажется, требует мудрости, то режим, в котором все взрослые люди или же их большинство добродетельны

имудры, или режим, при котором все или большинство взрослых развили свой разум до высокой степени… одним словом, демократия предназначена быть аристократией, расширившейся до всеобщей аристократии. […]

Существует целая наука, которую я, как и тысячи других людей, преподаю как профессионал, политическая наука, которая, так сказать, не имеет иной темы, кроме сопоставления изначальной концепции демократии или того, что можно назвать идеалом демократии, с демократией как она есть. Согласно крайнему взгляду, господствующему в этой профессии, идеал демократии был полнейшим заблуждением, и единственной вещью, имеющей значение, является функционирование демократий и поведение людей при демократиях. Современная демократия, поскольку она не является всеобщей аристократией, была бы властью массы, если бы не тот факт, что массы не умеют править, а управляются элитами, то есть группами людей,

по той или иной причине находящихся наверху или имеющих неплохой шанс там оказаться

[выделено мной. – В. И.]; говорят, что одной из важнейших добродетелей, требующихся для беспрепятственного функционирования демократии, в том, что касается масс, является электоральная апатия, то есть недостаток общественного духа; пусть, конечно, не солью земли, но солью современной демократии являются те граждане, которые не читают ничего, кроме спортивных страниц и разделов комиксов. Действительно, тогда демократия – это не правление масс, а массовая культура [выделено мной. – В. И.]. Массовая культура – это культура, которая может быть приобретена с помощью самых посредственных способностей, без какого бы то ни было умственного и морального усилия и по очень дешевой цене.359

Вряд ли тут еще нужны какие-то комментарии. Пожалуй, остается только процитировать Джованни Сартори, для которого демократия является лишь «системой, основанной на фик-

358Дзоло Д. Указ. Соч. С. 170, 194.

359Strauss L. What is Liberal Education? // L. Strauss. Liberalism Ancient and Modern. Chicago, 1995. P. 4 – 5.«What is modern democracy? It was once said that democracy is the regime that stands or falls by virtue: a democracy is a regime in which all or most adults are men of virtue, and since virtue seems to require wisdom, a regime in which all or most adults are virtuous and wise, or the society in which all or most adults have developed their reason to a high degree… Democracy in a word is meant to be an aristocracy which has broadened into a universal aristocracy. […]This still and small voice has by now become a high-powered loudspeaker. There exists a whole science – the science which I among thousands profess to teach, political science – which so to speak has no other theme than the contrast between the original conception of democracy, or what one may call the ideal of democracy and democracy as it is. According to an extreme view which is the predominant view in the profession, the ideal of democracy was a sheer delusion and the only thing which maters is the behavior of democracies and the behavior of men in democracies. Modem democracy, so far from being universal aristocracy, would be mass rule were it not for the fact that the mass cannot rule but is ruled by elites, i. e., groupings of men who for whatever reason are on top or have a fair chance to arrive at the top; one of the most important virtues required for the smooth working of democracy, as far as the mass is concerned, is said to be electoral apathy, i. e., lack of public spirit; not indeed the salt of the earth but the salt of modern democracy are those citizens who read nothing except the sports page and the comic section. Democracy is then not indeed mass rule but mass culture. A mass culture is a culture which can be appropriated by the meanest capacities without any intellectual and moral efort whatsoever and at a very low monetary price».

124

В. В. Иванов. «Теория государства»

тивной воле большинства и, в сущности, изобретенной и поддерживаемой правлением меньшинства».360

5.33. Необходимо отметить, что благодаря своей демократической, либерально-демокра-

тической «маске» западные (а вслед за ними и многие незападные, но подражавшие западным)

олигархии приобрели довольно специфические черты и свойства. «Маска», что называется,

отпечаталась на лице. Если не приросла. Длительная практика массового вовлечения народонаселения в политику, имитации такого вовлечения, постепенное снятие почти всех формальных цензов (имущественного, религиозного, расового, гендерного, и пр.) и неформальных барьеров вкупе с культивированием политической конкуренции и плюрализма привели в итоге к опасному размыванию элит и, следовательно, олигархатов. Выяснилось, что чем тщательнее и дольше олигархия прячется за демократию, тем более «демократическим» – в смысле зависимости от демократических институтов и практик – становится процесс воспроизводства и ротации олигархии. Подчеркну: имеется в виду не увеличение прозрачности и понятности процесса, и тем более не повышение реальной роли электората в нем. Чтобы добиться при-

знания и согласия на властвование, выиграть во внутриэлитной конкуренции, олигархам и

претендентам на олигархический статус приходится все больше и все чаще идти на уступки «простому гражданину», «массовому избирателю», то есть заигрывать с ним, потакать его

порокам, подстраиваться под него стилистически и ментально, то есть перенимать степень

его примитивности и меру его невежества361. Мало того, благодаря «демократическим» социальным лифтам и «окнам возможностей» в элиты и олигархаты проникает все больше случайных деятелей, объективно не готовых и не способных нести бремя власти и ответственности за нее. Особенно рельефно это проявилось в собственно политической, собственно государ- ственно-властной сфере. Долгие десятилетия тон там задавали профессиональные политики, зачастую потомственные, которых традиционно попрекали «элитарностью», обвиняли в коррупции, лоббизме и т. д. Сейчас их все больше теснят всевозможные «гражданские акти-

висты», «общественные организаторы», «медиаперсоны» и прочие «непрофессионалы» (есте-

ственно, отнюдь не менее склонные к коррупции и лоббизму), эффективно использующие демократические институты и практики, а также современные информационные технологии, да еще умело добивающиеся «демократизации демократии»362. Они не успевают пройти необходимую «школу», «обтесаться», проникнуться элитарным духом. Более того, они подчас стараются уклоняться от этого. Входя в элиту по факту, удачливые парвеню не желают считаться элитой, продолжают противопоставлять себя ей, блюдя свою «народность». Профессионалам все труднее их обучать и адсорбировать, происходит скорее обратный процесс. То есть про-

360Sartori G. Democrazia e defnizione. Bologna, 1957. P.98.«[…] un sistema a finzione maggioritaria prodoto e salvaguardato da un reggimento minoritario».

361Либерально-демократические олигархии становятся все более и более безответственными. Их социальная и демографическая политика попросту самоубийственны. Пожалуй, лучше всего об этом написал Максим Момот: «Желая получить голоса избирателей, американские и Европейские политики вынуждены тратить деньги на бесчисленные социальные программы, фактически отучающие граждан от труда. Вдобавок, желая угодить электорату, политики вынуждены мириться с таким образом жизни людей, при котором заводить семью и детей считается необязательным. Потом государственные мужи делают удивленные лица, заявляют о приближении демографической катастрофы, о том, что будущих пенсионеров некому содержать, и новые миллионы денег налогоплательщиков идут на программы по поощрению деторождения, которые ни в одной развитой стране ситуацию пока не исправили и исправят вряд ли. Все это на Западе и называется демократической политикой» (Момот М. Слияния и поглощения //http://www.lenta.ru/articles/2008/09/17/party/).

362Закария приводит многочисленные примеры откровенных злоупотреблений институтом референдума в американских штатах, в частности в Калифорнии. Начиная с 1978 г., когда калифорнийцы проголосовали за резкое снижение налогов и запрет на их повышение в будущем, в стране стали проводиться десятки референдумов. Дошло до того, что их решениями определяются не только бюджетные доходы, но и расходы. Формально практикуется «народовластие», а фактически власть перетекает в руки всевозможных лоббистов, «групп интересов» и даже играющих в «прогрессорство» плутократов (вроде крупного финансового спекулянта Джорджа Сороса, пропагандирующего легализацию легких наркотиков и финансирующего организацию соответствующих референдумов). Раньше им приходилось действовать через органы власти (и те играли роль «фильтра» и «тормоза»), теперь же они могут добиваться своего «напрямую» (Закария Ф. Будущее свободы. С. 201—215).

125

В. В. Иванов. «Теория государства»

фессионалы не подтягивают «новобранцев» на свой уровень (как было почти всегда), а сами опускаются на их уровень.363

Но главная проблема, конечно, лежит в иной плоскости. Образно выражаясь, либераль-

ная демократия не предполагает ни тормозов, ни заднего хода. О на стремится к полному и окончательному «освобождению». Поэтому за «освобождением» большинства последовало «освобождение» всевозможных меньшинств (сопровождающееся академическими рассуждениями даля и пр. О том, что для демократии-де на самом деле важно не мнение большинства, а консенсус меньшинств). Поэтому либеральные демократии «демократизуются». Поэтому либеральная демократия «экспортируется», причем порой во вред странам-«экспортерам» (не говоря уже об «импортерах»). Здравомыслящие либералы вроде Закарии призывают остановиться, но остановиться никто не сможет. Мы наблюдаем не девиацию либерально-демократи-

ческого «прогресса», а его кульминацию.

5.4. Многие незападные государства копировали и копируют западные модели либе- рально-демократической олигархии с той или иной степенью успешности. Но хорошо известны и примеры частичного «опубличивания» и даже легализации олигархий как при копирова-

нии, так и при выстраивании альтернативных демократических и недемократических моделей. Имеется в виду, в частности, официальное либо неофициальное закрепление особой роли правящей партии или партии власти и партийного руководства – СССР, Китай с 1949 г., Мексика

в1938 – 2000 гг.364 (партократия, на определенном этапе неизбежно трансформирующаяся

впартийную бюрократию, партбюрократию, – когда партия срастается с государственным аппаратом)365, религиозно-политических лидеров – Иран (теократия), генералитета – Япония

в1900 – 1945 гг., Турция с основания республики Мустафой Кемалем в 1923 г. по 2000-е гг., Аргентина, Бразилия, Чили в разные периоды своей истории в XX в. (стратократия366). Чаще всего демократический элемент в незападных странах «уравновешивается» автократическим, то есть олигархии дополняются и «маскируются» не только демократией, но и автократией, либо демократический элемент присутствует в минимальном объеме или вовсе отсутствует, то есть внешне олигархия предстает личной диктатурой. Хотя и сам Запад в XX в. знал олигархии и демократическо-автократические (упоминавшийся деголлевский режим), и автократические (режимы в Италии при Бенито Муссолини в 1926 – 1943 гг., в Австрии при Энгельберте Дольфусе и Курте фон Шушниге в 1933 – 1938 гг., в Португалии при Антониу ди Оливейре Салазаре в 1933 – 1968 гг., в Испании при Франсиско Франко Баа-монде в 1939 – 1975 гг.).

363 Резкий взлет Барака Хусейна Обамы, его триумфальное избрание президентом США в 2008 г. можно и нужно интерпретировать как подтверждение только что высказанных слов об «общественных организаторах», наводняющих западные полити-кумы. Однако следует избегать соблазна объявлять его «народным президентом». «Народным» в том смысле, что он якобы был избран американскими гражданами вопреки позиции элиты. В Белый дом «дворняжку» (самоопределение Обамы; см.:www.gazeta.ru/politics/election_usa_2008/2008/ 11 / 08_a_2876844.shtml) привела, разумеется, элитная, олигархи-

ческая коалиция. Другое дело, что, во-первых, она составилась из представителей не только «старой» элиты (плутократов, профессиональных политиков, университетских интеллектуалов), но и «новой» («политических активистов» и пр.). Во-вто- рых, в ситуации тяжелейшего экономического кризиса и массового разочарования политикой Буша-младшего (кстати, принадлежащего к «аристократической» – по американским меркам – семье, а значит, к «старой» элите) и Республиканской партии оказалась востребована именно «дворняжка». «Непрофессионализация» политики и деградация элиты совершенно не означает перехода к «народовластию».

364В 1929 г. президент Плутарко Элиас Кальес создал партию власти – Национально-революционную партию. При Ласаре Карденасе-и-дель-Рио в 1938 г. Она была реформирована и переименована в Партию мексиканской революции. С 1946 г. Называется Институционально-революционной партией.

365В ст.8 Сирийской Конституции 1973 г. (http://www.damascus-online.com/history/documents/constitution.htm) закреплена особая роль Партии арабского социалистического возрождения, более известной как «Баас». Партократии, однако, в Сирии нет и никогда не было.

366От греч. στρατός – войско, армия. Термин «стратократия», на мой взгляд, корректнее используемого российскими социологами и политологами термина «милитократия».

126

В. В. Иванов. «Теория государства»

5.5. Олигархии (и, следовательно, политические режимы) можно и нужно делить также на соревновательные и консенсусные.

Соревновательная олигархия организована на конкурентных началах, олигархи и олигархические коалиции, претенденты на олигархический статус публично соперничают напрямую или опосредованно через партийные, медийные, общественные институты. При консенсусной олигархии политическая конкуренция существенно ограничена, подчас вплоть до ее полной непубличности – из соображений сохранения политической стабильности и т. п. Соревновательная олигархия, конечно, не только не исключает, но, напротив, востребует свой консенсус. Как минимум консенсус о «правилах игры». Другое дело, что они не всегда оказываются адекватными и не всегда соблюдаются. И у такого консенсуса нет реального гаранта. Приходится полагаться на традиции, обычаи и право. Иногда их более чем достаточно, иногда нет, все зависит от политической культуры и конкретной конъюнктуры. В свою очередь при консенсусной олигархии, как сказано, конкуренция ограничена. Но не отменена. Конкуренция неотменяема в принципе, поскольку имманентна человеческой природе. Сущностное различие здесь не в наличии или отсутствии конкуренции либо консенсуса. При соревновательной олигархии конкуренция рассматривается как благо, как основа и как фактор развития. А при консенсусной

– как «неизбежное зло», как то, что надлежит сдерживать или секвестировать. Соревновательная олигархия при ее совмещении с либеральной демократией предпола-

гает достаточно регулярную ротацию ядерных и периферийных участников олигархата посредством выборов, создает довольно многочисленные социальные лифты для желающих приобщиться к элите, войти в олигархат. При таком совмещении обеспечивается доступ во власть более многочисленного числа людей и групп, нежели при совмещении соревновательной олигархии и любой другой разновидности демократии. Но это никак нельзя считать безусловным благом.

Ограничение конкуренции при консенсусной олигархии гарантируется и поддерживается правителем-автократом (соправителями-автократами), выступающим верховным источником политической воли, устанавливающим «правила игры» и обеспечивающим их соблюдение. Возможен и вариант, при котором олигархат не позволяет появиться сильному правителю и при этом, стремясь консервировать статус-кво, самоограничивает себя, ограничивает возможности претендовать на олигархический статус.

Когда правитель-автократ навязывает себя либо устанавливает свой консенсус принуждением367 и / или поддерживает его репрессиями, следует говорить о диктатуре. Такие случаи, однако, в наши дни редки. Режимы Сапармурата Ниязова (туркмения, 1991 – 2006 гг.) или Теодоро Обианга Нгемы Мбасого (Экваториальная Гвинея, с 1979 г.) – прецеденты по-своему уникальные. Вообще же к диктатурам относятся все консенсусные режимы, систематически применяющие насилие («неавтократические» партийные диктатуры типа большевистской и т. д.).368

367Принудительный консенсус – тоже консенсус. Как говорили еще глоссаторы: «coacta voluntas voluntas est», то есть «вынужденная воля все же есть воля» (см. подробнее: Грабарь В. Э. Римское право в истории международно-правовых учений. Элементы права в трудах легистов XII—XIV вв. Юрьев, 1901. С.91 – 92).

368Изложенный здесь подход к диктатуре, что называется, популярный. Сейчас принято связывать диктатуру и насилие. Первая без второго уже просто не мыслится. Насилие рассматривается как неизбежная и необходимая составляющая диктатуры.При этом я хотел бы напомнить, что, несомненно, гораздо более содержательный подход к диктатуре – шмиттовский. Никто не разработал более глубокой и более актуальной (до сих пор) теории диктатуры, чем Шмитт.Он рассматривал диктатуру как чрезвычайное властвование и выделял комиссарскую и суверенную ее разновидности. Комиссарскую (kommissarische) диктатуру устанавливают ради укрепления или спасения существующего правопорядка, пролонгации текущего политического status quo. Ее суть – сохранение действующей конституции (в широком смысле) посредством приостановки или прекращения действия отдельных ее частей. Она предполагает чрезвычайные, но при этом временные и ограниченные полномочия.С уверенная (souver ä ne) диктатура учреждает (переучреждает) государство, создает новый правопорядок. Такая диктатура: 1) «весь существующий порядок рассматривает как состояние, которое должно быть устранено ее акцией»; 2) «не приостанавливает [выделено Шмиттом. – В. И.] действующую конституцию […], а стремится достичь такого состояния, которое позволило бы

127

В. В. Иванов. «Теория государства»

Соревновательной бывает олигархия демократическая или демократическо-автократи- ческая. Но не только. В Великобритании в XVII—XIX вв. функционировала идеальная соревновательная олигархия, то есть не демократическая и не автократическая (структура олигархата – аристократическая, затем аристократическо-плутократическая). Консенсусной же бывает олигархия и идеальная, и автократическая, и демократическая, и демократическо-авто- кратическая. Примеры первого – «постфеодальные» аристократические режимы в арабских petrostates, военные режимы в Греции в 1967 – 1974 гг. при «черных полковниках»369, в Аргентине в 1976 – 1983 гг., в Бразилии в 1964 – 1985 гг., лютая партийная диктатура «красных кхмеров» в Камбодже в 1975 – 1979 гг. И т. п. Примеры второго – режимы в Парагвае при альфредо стресснере Ма-тиауде в 1954 – 1989 гг., в Индонезии при Ахмеде Сукарно в 1959

– 1966 гг. И Мухаммеде Cухарто в 1966 – 1998 гг. Примеры третьего – нынешние режимы в Китае и Иране (там автократические элементы основательно вывелись после, соответственно, отхода от власти «патриарха китайских реформ» Дэн Сяопина в 1990-е гг.370 и смерти лидера исламской революции и первого Рахбара Рухоллы Мусави Хомейни в 1989 г.371). Примеры четвертого – режимы в России при владимире Путине, в Казахстане при Нурсултане Назарбаеве,

вАзербайджане при гейдаре и ильхаме алиевых.

Ополитических режимах следует говорить и применительно к территориальным образованиям. Региональные и местные олигархаты существуют либо как сугубо составные части единых олигархатов, либо будучи в известной мере обособленными. В абсолютном большинстве случаев на уровне субъектов федераций, а тем более территориальных единиц унитарных государств, действуют режимы, по всем характеристикам в целом аналогичные действующим на государственном уровне. Но возможны и исключения из этого правила. В государстве с демократическим режимом могут быть регионы с недемократическими режимами. Я уже упоминал южные штаты США в период 1870 – 1960-х гг. Возможны ситуации, когда на уровне государственном действует соревновательный режим, а на региональном консенсусный, на государственном – идеальная олигархия, а на региональном – автократическая. В России в 1990-е гг.

ввести такую конституцию, которую она считает истинной конституцией», а потому «ссылается не на действующую конституцию, а на ту, которую надлежит ввести». Соответственно, она не ограничена ни сроком, ни пределами компетенции. Проблему вписывания суверенной диктатуры в право (ведь тотальное отрицание действующей конституции вроде бы исключает ее правовое рассмотрение) Шмитт разрешил довольно изящно. Нужно просто допускать «существование такой инстанции, которая, не будучи сама учреждена конституционно, тем не менее находится в такой связи с любой действующей конституцией, что выступает в качестве фундирующей власти, даже если сама никогда не охватывается ей, так что вследствие этого она не подвергается отрицанию даже тогда, когда ее будто бы отрицает действующая конституция» (Scmit C. Die Diktatur. Von den Anfängen des modernen Souveränitätsgedankens bis zum proletarischen Klassenkampf. Berlin. 2006. S.132—135; Шмитт К. Диктатура. С.156—159).

369«Черными полковниками» в советской печати именовали военную хунту. Ее возглавляли Георгиос Пападопулос (1967 —1973 гг., премьер, регент, после ликвидации монархии стал президентом), а затем Димитриос Иоаннидис (1973—1974 гг., начальник военной полиции). Впрочем, греческий режим можно описать и как автократический. Папандопулос заметно выделялся на фоне остальных «полковников» и явно стремился к персональной власти. Вместе с тем он считался членом триумвирата соправителей, в который также входили Николас Макарезос и Сти-лианос Паттакос. Иоаннидис правил через «своего» президента Федона Гизикиса. Во многом схожая ситуация с мьянманской военной хунтой. Изначально (с 1988 г.) ее лидером был Со Маунг, возглавлявший Государственный совет восстановления закона и порядка. В 1992 г. пост председателя Совета перешел к Тан Шве, при этом все ключевые решения стали приниматься «внутренней хунтой» – пентиумвиратом, к 2001 г. Сократившимся до триумвирата. С 2004 г., насколько можно судить, действует дуумвират Тан Шве и его заместителя Маунг Ай или даже установилась автократия Тан Шве.

370Ни Цзян Цземинь (глава Компартии в 1989—2002 гг., глава государства в 1993—2003 гг.), ни Ху Цзиньтао (нынешний глава компартии и государства) не стали автократами.

371Правитель Ирана (как формальный, так и фактический) сейчас – Рахбар Хаменеи (до избрания был президентом – в 1981 – 1989 гг.). Президент Махмуд Ахмадинежад, радикал и популист, достаточно автономен от него, но пользуется меньшим влиянием. Ни первый, ни тем более второй не обладают тем авторитетом, который имел Хомейни.Президентские выборы 2009 г. Вылились в беспрецедентно жесткое публичное соперничество Ахмадинежада и Мир-Хосейна Мусави Хомене. Первого поддерживал Хаменеи, а за вторым стоял Али Акбар Хашеми Рафсанджани, президент в 1989 – 1997 гг., председатель Совета по определению государственной целесообразности, то есть по сути третье лицо в государстве (и к тому же богатейший Иранский собственник). Пожалуй, можно говорить о том, что Иран переходит к соревновательной олигархии, тем более что

вэтой стране в настоящее время действуют десятки партий и политических организаций.

128

В. В. Иванов. «Теория государства»

при идеальной соревновательной олигархии на федеральном уровне во многих регионах были установлены автократические или автократическо-демократические консенсусные олигархии (Татарстан, Башкортостан, Москва).372

Я убежден, что политическая философия, политология и правоведение обязаны выработать новые подробные классификации политических режимов, безусловно признав: 1) что

все и каждый из них имеют олигархическую основу; 2) что современная демократия, как и автократия, суть важные, но в принципе не обязательные элементы режимов; 3) что

любой режим нужно изучать в контексте национальной политической культуры, истории; 4)

что недопустима оценка режимов по степени их соответствия западным «демократическим

стандартам» и любой пиетет по отношению к современным западным моделям.

372 Несколько слов нужно сказать о взаимосвязях форм режима и видов партийной системы.Партийные системы делятся на однопартийные и многопартийные, а последние на собственно многопартийные и системы с доминирующими одной или двумя партиями – полуторапартийные и двухпартийные. Любые партийные системы, а также апартийность, то есть отсутствие партий, совместимы с демократией. С отдельно взятой либеральной демократией, впрочем, ни однопартийность, ни апартийность не сочетаются никак. Зато с ней прекрасно сочетается, вопреки утверждениям либеральных экспертов, полуторапартийность. В Германии, Италии, Швеции, Японии полуторапартийные системы функционировали десятилетиями.Соревновательную олигархию, соответственно, оформляют и «маскируют» собственно многопартийно (Нидерланды, Швейцария), двухпартийно (сша, Соединенное Королевство), полуторапартийно. Консенсусная же олигархия может быть партийно «обустроена» самым различным образом: однопартийно (во Вьетнаме, Лаосе, на Кубе правят партии коммунистического или скорее посткоммунистического толка; следует также напомнить, что в Испании при Франко легальные партии были объединены в «Испанскую фалангу традиционалистов и комитетов национал-синдикалистского наступления»); полуторапартийно (в Сингапуре бесспорно доминирует Партия народного действия, в Малайзии – Объединенная Малайская национальная организация, возглавляющая коалицию «Национальный фронт», в Китае – Коммунистическая партия Китая, организующая пар- тийно-общественную коалицию, в Сирии – «Баас», в Казахстане – «Нур Отан», у нас – «Единая Россия»); собственно многопартийно (в Иране нет доминирующей партии).

129

В. В. Иванов. «Теория государства»

Приложение Российское государство

Попробуем спроецировать изложенные выше идеи на государственно-политическую историю России. По форме правления Российская Империя до революции 1905 г. была типич-

ной деспотией, по форме устройства – централизованным унитарным государством (включавшим, правда, немало разностатусных автономных образований), а по форме режима

– автократической консенсусной олигархией. С труктурно российский олигархат из аристо-

кратическо-бюрократического постепенно трансформировался в бюрок-ратическо-плутокра- тический. Революция вызвала реформы правления и режима в постдеспотическом (огра- ниченно-монархическом) и, соответственно, демократическо-соревновательном направлении (учреждение выборной государственной думы, дозволение партий и пр.). Но Первая мировая война ослабила империю, а новая революция в 1917 г. Ее уничтожила.

130