1. Методы анализа чувства

Для анализа чувств в распоряжении исследователя имеется два метода: мы называем их методом впечатлений и методом выражений.

¹ Текст составлен из фрагментов следующих источников: Вундт В. Душа человека и животных. Т. 2. СПб., 1866. С. 32-35, 40-44 / Пер. с нем. Е. К. Кемница; Вундт В-Основы физиологической психологии. Т. 2. Гл. XI. С. 327-328, 351-358, 419-421 (с сокращ.).

80

Уже сама эта двойственность их характерна для центрального положения занимаемого чувствами в душевной жизни. С одной стороны, к чувствам применяется тот же метод впечатлений, что и к ощущениям и к представлениям, с тою лишь разницей, что экспериментальный анализ послед­них вообще знает только один прием: произвольную вариацию содержаний сознания с помощью внешних раздражений. При анализе же чувств этот метод дополняется другим, идущим обратно — от внутреннего к внешнему. К определенным субъективно воспринятым чувствам подыскиваются со­провождающие физические явления, которые могли бы иметь значение более или менее постоянных правильных симптомов этих чувств. Оба этих метода — методы «психофизические», поскольку имеют в виду анализ пси­хических явлений, но для достижения этой цели нуждаются в физических вспомогательных средствах: метод впечатлений — во внешних раздражени­ях, метод выражений — в известных телесных симптомах. Первый из этих методов, естественно, первичный. Только он может приводить к опреде­ленным результатам сам по себе, без всякой помощи. Метод выражений всегда предполагает уже знание соответственных субъективных явлений, анализ которых относится к области первого метода¹.

2. Основные формы чувств

Подвергнем наши внешние чувства раздражениям различного качества и силы, следуя общему принципу «метода впечатлений». Если мы ограничимся при этом сначала теми областями внешних чувств, в которых, как видно уже из многочисленных случайных наблюдений, впечатления сопровождаются особенно сильными эмоциональными реакциями, т. е., если будем иметь в виду только области кожных и общих, обонятельных и вкусовых ощущений, то нам бросятся в глаза прежде всего две формы чув­ства: удовольствие и неудовольствие. Между ними, в виде индифферентной середины, находится, по-видимому, состояние, свободное от чувства, вос­принимаемое нами при безразличных впечатлениях. Действительно, возь­мем ряд таких впечатлений, как приятная теплота при умеренном повышении температуры в охлажденном органе осязательных ощущений; воз­буждение мускулов при не требующей напряжения работе; легкое ощущение щекотки при известных слабых кожных ощущениях; наконец, целый ряд обонятельных раздражений, поскольку они действуют не слишком Долго и не слишком интенсивно, например эфирные, ароматические, бальзамические запахи; из ощущений вкуса — сладкое.

Н азвание «метод выражений», насколько мне известно, было употреблено впервые О. Kulpe, Grundriss der Psychologie, 1893, S. 293.

81

Все эти впечатления вызывают в нас чувства, которые могут в самых разнообразных отношениях отличаться друг от друга, и тем не менее пред­ставляются родственными настолько, что мы считаем для всех их адекват­ным выражением слово «удовольствие». С другой стороны, сильные кож­ные ощущения теплоты, холода и боли, возбуждение мускулов до степени утомления и истощения, неприятные или отвратительные ощущения в об­ласти обоняния и вкуса при всем своем различии также имеют для нас осо­бый свойственный им общий характер. Этот характер представляется нам противоположным характеру удовольствия. Отсюда мы даем ему название неудовольствия.

Таким образом, не может быть и сомнения, что если мы обратимся за данными к непосредственному опыту, то перед нами выделятся в качестве двух отчетливо различных форм чувства удовольствия и неудовольствия. Вряд ли можно удивляться и тому, что поверхностное наблюдение склонно совершенно удовлетвориться таким различием. Решая вопрос о существо­вании простых чувств, мы обыкновенно обращаемся за ответом прежде всего именно к тем областям ощущения, которые только что были пере­числены выше: вам, естественно, вспоминаются прежде всего те состояния сознания, которые определяют все наше физическое самочувствие. Но в этих областях как раз удовольствие и неудовольствие играют действитель­но преобладающую роль. Есть и еще одно обстоятельство, способствующее мысли, что все чувства сводятся к удовольствию—неудовольствию. Когда какие-нибудь эмоциональные элементы связаны с ощущениями объектив­ных чувств зрения и слуха или соединены со сравнительно сложными пси­хическими процессами, то их можно вовсе не заметить; если же мы и заме­тим их, то легко прямо смешать с эстетическими чувствами, аффектами, процессами внимания и т. п. Но пусть наблюдатель отбросит пре­дубеждения такого рода; пусть он, призвав на помощь планомерное при­менение метода впечатлений, попытается распространить субъективный анализ чувств на более широкую область наблюдения, исходя из мысли, что и в данном случае сложные процессы должны быть разложимы на про­стейшие; тогда неминуемо выделится перед ним множество душевных со­стояний, которым необходимо приписать характер чувства, но в то же вре­мя подогнать под шаблонную схему удовольствия—неудовольствия невоз­можно. Конечно, при этом уж нельзя, как часто делается, применять один только критерий: вправе мы свести данное содержание сознания к удо­вольствию и неудовольствию или нет? Необходимо руководиться другим, более широким: воспринимается ли данное состояние сознания нами как субъективное, относится ли оно не к свойствам объектов, а к состояниям самого переживающего субъекта? Если мы станем поступать так, то прежде всего представится повод выделить особые эмоциональные элементы в

82

области простых световых и цветовых впечатлений. Конечно, элементы здесь часто переходят в область реакции удовольствия—неудовольствия, но

основной их характер все-таки по существу, очевидно, совсем иной.

Возьмем противоположность света и тьмы, воспринимаемую, например, при переходе из дневного освещения в темное пространство. Можно вполне согласиться с тем, что коррелятом к ней является чувство удовольствия, связанное с ощущением светлого, и противоположное ему чувство удовольствия, соединенное с ощущением темного. Но беспристрастный наблюдатель не может не согласиться и с тем, что действительная проти­воположность чувств, возникающих в данном случае, вовсе этим не исчер­пывается. Наоборот, мы сознаем, что при этом не принят во внимание ка­кой-то более существенный элемент. Именно, в темноте мы чувствуем не­которую подавленность, если только, конечно, способствует развитию чув­ства повышенная степень душевной возбудимости. Переход на дневной свет устраняет это подавленное состояние и в то же время действует возбу­ждающим образом. При некоторых чистых цветовых впечатлениях эмо­циональные действия этого рода выступают у нас еще отчетливее, еще сво­боднее от примеси удовольствия или неудовольствия. Если я буду смотреть в темном пространстве сперва на блистающий спектрально-чистый крас­ный цвет, а потом на такой же самый голубой цвет, то и тот и другой оха­рактеризую, конечно, как в высшей степени радостные впечатления, т. е. возбуждающие удовольствие. И несмотря на это, чувства, пробуждаемые во мне ими обоими, будут совершенно различны. Я могу сопоставить их толь­ко с чувствами светлого и темного, как они ни отличаются от последних по своим свойствам. Таким образом, получаются новые противоположные чувства, различным образом перекрещивающиеся с противоположностями удовольствия и неудовольствия. Но они могут, конечно, при случае появ­ляться и совершенно независимо от последних. Наиболее подходящими названиями для них могут служить выражения: возбуждение и успокоение; для высших же степеней последнего можно выбрать название подавлен­ность (депрессия). Эти же чувства, очевидно, обуславливают отчасти и про­тивоположный эмоциональный характер, свойственный высоким и низким тонам, резким и мягким тембрам. И раз мы обратили внимание на эти на­правления чувств как на самостоятельные компоненты эмоциональной жизни, то отыщем их, в качестве элементов, и в многочисленных аффек­тах, каковы, например, радость, гнев, возбужденность, печаль, ожидание, надежда, страх, забота и т. п.

Но если мы освоились с мыслью, что чувства обыкновенно не представляют из себя простых состояний сознания, а появляются в нашей душевной жизни в виде соединений, притом иногда чрезвычайно сложных, то неизбежно пойдем и дальше. Окажется, что множество душевных про-

83

цессов, считающихся в обыденной жизни, а значит и при поверхностном наблюдении, процессами чисто интеллектуального характера, в действи­тельности всегда сопровождаются субъективными изменениями, и общий характер последних таков, что их должно причислить к эмоциональной стороне душевной жизни. Конечно, и эти чувства также или совсем нельзя подвести под схему удовольствия—неудовольствия, или можно подвести под нее только совершенно несущественными сопутствующими элемента­ми. Скорее они иногда подходят под схему возбуждения—успокоения. Но наряду с чувствами последнего рода или даже без них выступают здесь еще новые своеобразные элементы. Варьируя различные приспособленные к данной цели впечатления, можно убедиться, что в наиболее чистом виде эти новые элементы выражены в состояниях умеренно-напряженного внимания или ожидания.

Они опять-таки имеют форму противоположностей. Будем, например, умеренно напрягая внимание, прислушиваться к ударам медленно отби­вающего такт метронома. Тогда в промежутке от одного удара до другого появится и будет становиться все сильнее и сильнее особое состояние, ко­торое мы можем назвать чувством напряжения (соответственно причине, чаще всего вызывающей это чувство). Как только ожидаемый удар маятни­ка прозвучал, чувство это разрешается в некоторое противоположное эмоциональное состояние. Будем называть последнее — чувством разрешения. Конечно, и то и другое может соединяться с чувствами удовольствия-неудовольствия, равно как и с чувствами возбуждения и успокоения; но могут они проявляться и без всякой субъективно заметной примеси. Таким образом, чувство разрешения нередко соединяется с удовольствием; чувст­во напряжения может связываться с неудовольствием. Но оно же может комбинироваться и с чувством возбуждения, может даже быть заглушено каким-нибудь из этих чувств.

Таким образом, анализ, произведенный нами, приводит в то же время к выводу, что в конкретных душевных состояниях обыкновенно смешиваются друг с другом элементы многих чувств. Случаи, когда этого не бы­вает, суть случаи предельные и в совершенно чистой форме являются, быть может, лишь очень редко. Это относится и к эмоциям, связанным с облас­тями кожного и общего чувства, а также чувств обоняния и вкуса. Обычное наблюдение распределяет все эти эмоции, вместе и в отдельности, по схе­мам удовольствия. Но кто приобрел опыт, указанный выше, тот, рассмот­рев снова эти области, неминуемо заметит в них и другие элементы, вхо­дящие по большей части в виде побочных компонентов. Кто, например, будет отрицать, что в запахе ментола наряду с элементом удовольствия со­держится и возбуждающий элемент или же что чувство щекотки содержит элемент напряжения, который может иногда перейти и в сильное возбуж-

84

дение? Таким образом, чем анализ точнее, тем настойчивее навязывается убеждение, что вообще почти всякое чувство есть образование сложное, разложимое на несколько элементов.

Однако найти еще какие-нибудь другие эмоциональные элементы, специфически отличающиеся от трех выше различенных пар противопо­ложностей, по-видимому, уже нельзя. Все остальное сводится или к одной из выше упомянутых основных форм, или к их соединению. Сколько бы мы ни производили экспериментов по методу впечатлений, сколько бы ни призывали на помощь данные метода выражений — всегда при анализе конкретных эмоциональных состояний или сложных душевных движений опять приходим в конце концов к уже указанным основным формам. Сле­довательно, мы имеем право пока смотреть на них как на единственные формы чувства, существование которых доказуемо. Таким образом, всю систему чувств можно определить как многообразие трех измерений, в ко­тором каждое измерение имеет два противоположных направления, ис­ключающих друг друга. Наоборот, каждое из шести основных направле­ний, получающихся таким образом, может сосуществовать с чувствами тех двух измерений, к которым само оно не принадлежит. Направления же одного и того же измерения, разумеется, в каждом данном мгновенном эмоциональном состоянии исключают друг друга. Таким образом, много­образие чувств можно символически изобразить посредством геометриче­ского построения, данного на рис. 1.

Рис. 1. Основные формы чувств как многообразие трех измерений

Каждое единичное чувство в непрерывности, изображенной на рис. 1, представлено отдельной точкой.

Пойдем теперь дальше. Обратим внимание на то обстоятельство, что каждая такая точка изображает лишь одно мгновенное состояние чувства и что это состояние никогда или почти никогда не держится долее. Напротив того, каждое реальное чувство всегда входит в состав какого-нибудь тече­ния чувства, в продолжение которого отдельные компоненты могут пре­терпевать частью непрерывные, частью внезапные изменения. Изобразим наглядно ход изменения чувства в таком течении (рис. 2). Для этого можно представить каждое отдельное измерение эмоциональной непрерывности особо, разъединив символически изображающие их линии. Изменениям в области каждого отдельного измерения будет тогда соответствовать своя особая кривая. Линия абсцисс при ней будет выражать временные величи­ны, а восхождение кривой над линией абсцисс и падение ниже нее будет соответствовать противоположным фазам чувства в пределах одного и того , же данного измерения.

Рис. 2. Символическое изображение течения чувства. Если, далее, мы проведем через все три кривые перпендикуляры к ка­кому-нибудь временному пункту t, то получим три ординаты, которые бу­дут указывать степени компонентов эмоционального процесса для данного мгновения. Само собой разумеется, что в настоящее время точно построить такие кривые течения чувств невозможно, да, вероятно, и никогда не будет возможно. Но когда дело идет об участии различных эмоциональных эле­ментов в известных сложных душевных процессах, например в аффектах, волевых процессах, — тщательное наблюдение, бесспорно, может устано­вить, по крайней мере, общие формы течения чувства.

86

Обыкновенно философы и психологи смотрят на темноту чувств как особое свойство, отличающее их от всех прочих интеллектуальных со- держаний сознания. Гегель в известном своем определении чувства выразил эту мысль так: чувство есть «глухое движение духа в самом себе» — оп­ределение выразительное постольку, поскольку само представляет собой превосходный образец непроницаемой темноты. Если есть что-нибудь, что может сделать психически понятной темноту, или, как, может быть, будет _точнее выразиться, трудность и часто невозможность анализа чувств, — то это одно свойство, от которого мы в предыдущем изложении предна­меренно отвлекались.

Свойство, о котором я говорю, состоит в том, что все имеющиеся в любой данный момент в сознании элементы чувств объединяются в одну единую равнодействующую чувства.

Далее, психологическое наблюдение показывает нам, что все простые чувства, объединяющиеся согласно принципу единства, взаимно модифи­цируют друг друга и что все они модифицируются общей равнодействую­щей. При этом самым характерным является то обстоятельство, что от­дельные простые чувства в общем или совсем перестают различаться как отдельные составные части сознания и только вносят свою долю в своеоб­разную эмоциональную окраску последнего, или, по крайней мере, отсту­пают на задний план по сравнению с совокупным впечатлением. Их можно бывает, правда, узнать как тождественные элементы в других эмоциональ­ных комплексах, но благодаря изменению сопровождающих элементов они в каждом отдельном случае приобретают особую окраску и при всех об­стоятельствах подчинены эмоциональному характеру того целого, в кото­рое входят.

ВЫСШИЕ ЧУВСТВА: АФФЕКТЫ, НАСТРОЕНИЯ

Высшие чувства, которых часто и язык не отличает от физиче­ских чувств, по своему качеству точно так же разделяются на две катего­рии: приятные и неприятные. Но для большей точности в выражении на­зовем эти чувства, более независимые от чувственности, аффектами или настроениями и противопоставим приятные и неприятные аффекты приятным и неприятным чувствам как высшую ступень последних, точно так же, как мы противопоставили представления отдельных чувств их ощущениям. Но при этом выражения «аффект» и «настроение» имеют несколько различный смысл: аффект всегда означает быстро проходящее движение, а настроение заключает в себе понятие о продолжительном возбуждении души. Здесь мы находим дистинкцию относительно времени, которой не встречали в ощущениях и представлениях и которая очевидно указывает на большую важность продолжительности времени для чувств. Это имеет

связь с тем, что от продолжительности времени существенно зависит и интенсивность чувств. Настроения имеют более спокойный, аффекты — более бурный характер. Сильные аффекты язык называет страстями. Этим выражением он намекает на то, что сильные движения души при своем колебании между приятным и неприятным чувством всегда склоняются на сторону последнего¹.

В то же время понятие страсти заключает в себе мысль о привычке к известному аффекту. Поэтому под «страстью» обыкновенно разумеют ка­кое-нибудь продолжительное состояние, обнаруживающееся в часто повторяющихся аффектах. Кроме того, в страсти аффект непосредственно переходит в желание.

Самые неопределенные из аффектов — это горе и радость. Все другие можно рассматривать как различные формы того или другого из этих ос­новных настроений души. Так, горе, обращенное на какой-нибудь внеш­ний предмет, его возбуждающий, мы называем сожалением; жалеть можно только о других, и если мы хотим выразить, что предмет не возбуждает на­шего участия, то говорим: мне не жаль его. Противоположность сожаления есть грусть. Грустящий погружен в самого себя и удаляется от внешнего мира, думая только о своем душевном страдании. Сожаление и грусть пе­реходят в скорбь и уныние, становясь из аффекта продолжительным на­строением. Нечто среднее между этими объективными и субъективными формами горя представляют собой огорчение и печаль. Нас то огорчает какой-нибудь внешний случай, печалит какая-нибудь потеря, нас постиг­шая, то мы бываем огорчены и печальны без всякой внешней причины, единственно вследствие внутреннего настроения.

Как горе, так и противоположность его — радость является в различ­ных формах, смотря по направлению, которое она принимает; но здесь язык далеко не имеет того множества терминов, как при означении непри­ятных аффектов. Радость столько же выражает аффект, как и продолжи­тельное настроение духа; высшие степени ее мы называем веселым распо­ложением. Но в языке решительно нет слов для подобного же разделения радостных аффектов на объективные и субъективные, какое мы сделали в настроениях противоположного рода. И эта бедность языка здесь весьма характеристична: она показывает пробел в самой сфере чувства. Действи­тельно, наблюдение не дозволяет сомневаться в том, что радостные аффек­ты гораздо однообразнее, обнаруживают гораздо менее характеристических оттенков, чем аффекты, им противоположные. В особенности же они от­личаются тем, что всегда бывают более субъективны. Мы можем радовать­ся по поводу какой-нибудь вещи, но сама вещь в таком случае всегда оста-

¹ Слово «страсть» этимологически происходит от одного корня со словом «стра­дать».

ется только внешним мотивом душевного возбуждения, имеющего чисто внутреннюю природу.

Хотя аффекты горя и радости то устремляются более на внешний предмет, то сосредоточиваются преимущественно в чувствующем субъекте, но по своей сущности всегда бывают субъективны; главное дело здесь само душевное возбуждение чувствующего. Совершенно объективным — на­сколько в области чувства может быть речь об объективной стороне — настроение становится тогда, когда мы переносимся непосредственно во внешний объект, возбуждающий в нас чувство. Как радость и горе выра­жают внутреннюю гармонию или дисгармонию, так эти объективные аф­фекты бывают следствием внешнего гармонического или дисгармониче­ского впечатления. Предмет нам нравится или не нравится — вот две са­мые общие формы настроения, соответствующие здесь радости и горю.

В этих двух аффектах, когда предмет нравится или не нравится, лежит всегда движение к объекту или от объекта. То, что нравится, притягивает нас к себе; то, что не нравится, отталкивает нас от себя. Это движение вы­ражается и в тех частных формах, в которых проявляются эти два аффекта. Притяжение, которое оказывает на нас нравящийся предмет, мы называем влечением. Привлекательным бывает то, что нам нравится и что притяги­вает нас с непреодолимою силою. Противоположное чувство есть отвраще­ние, когда мы с неудовольствием отворачиваемся от предмета. Отвращение переходит в негодование или, в более сильных степенях, в гнев, когда пря­мо обращается на отталкивающий предмет; оно становится досадою и зло­бою, когда неприятное настроение остается замкнутым в себе. Сильнейшая степень гнева есть ярость, сильнейшая степень злобы — ожесточение. Про­тивоположность досаде составляет удовлетворение, которое, весело преда­ваясь внешним предметам, является в виде наслаждения, а тихо удаляясь в себя, — в виде приятного расположения духа.

Противоположные движения влечения и отвращения достигают своей безразличной точки в равнодушии. Но последнее в свою очередь склоняет­ся к категории неприятных аффектов: когда наши чувства или наше пред­ставление пресытились предметом, к которому мы равнодушны или сначала даже чувствовали влечение, то равнодушие переходит в скуку, и мы го­ворим тогда, что предмет нам надоел¹. Последний аффект также разделяется на объективный и субъективный, из которых каждый может переходить в продолжительное настроение.

Аффект всегда происходит из ряда представлений, связанных логически между собою и соединяющихся даже с возбуждающим их впечат-

По-немецки «Ekel» означает как то отвращение, когда предмет нам надоел, так и физическое чувство тошноты, возбуждаемое, например, каким-нибудь лекарством.

89

лением путем логической связи. Если красный цвет возбуждает в нас представление крови, то это происходит только от сродства признаков того и другого ощущения; и эти признаки соединяются в одно умозаключение - сравнение. Если представление крови напоминает нам о войне и сражении, то это происходит от ассоциации представлений, которая также осно­вана на умозаключении из избранных признаков. Таким образом, аффект и настроение всегда происходят путем умозаключения или ряда умозаклю­чений, и то, что мы называем настроением или аффектом, есть, собствен­но, результат этого умозаключения: это вывод, для которого возбуждающие представления служат посылками.

Таким образом, аффект и настроение всегда имеют свой источник в познавательном процессе особого рода. Но этот познавательный процесс имеет ту особенность, что члены его недоступны ясному сознанию и обыкновенно переходят в сознание не более как в отдельные моменты, по которым и можно заключать о процессе. В сознании, в большей части случаев, бывает ясно содержание только результата — аффекта или настрое­ния; поэтому-то мы и считаем эти возбуждения души за первоначальные и независимые явления, тогда как на самом деле они основаны на познава­тельном процессе и большею частью предполагают весьма многосложное происхождение, которое редко допускает сколько-нибудь удовлетвори­тельный анализ. Эта неудовлетворительность и неверность анализа проис­ходит именно от неясности, свойственной большей части познаний, на которых основаны душевные движения. А как только мы стараемся про­никнуть в этот мрак со светильником ясного мышления, тотчас исчезает и само душевное движение; у нас остаются в руках только его путеводные нити, но мы не можем быть совершенно уверены, что там или здесь не по­падем в какую-нибудь фальшивую сеть.