§ 3. Отличие права от нравственности и религии.

Неясность господствующих представлений о праве стоит в тесной связи с неудовлетворительностью или недостаточностью разграничения областей права нравственноcти, религии и общественных нравов. Формальные моменты власти, нормы, вместе с действием той и другой в качестве мотив л на человеческую волю, присущи одинаково всем названным порядкам общественных явлений. Содержание того, что в них заключается, равно как и цель, преследуемая нормами, принадлежащими ко всем упомянутым областям жизни, также не дают ключа к их разграничению, как это будет показано при изложении материального момента понятия права. Между тем, разграничение необходимо, так как, несмотря на сходство как в формальном, так и в материальном отношении, эти явления резко отличаются друг от друга именно в формальном смысле, и, не выясняя этого сходства и различия, мы никогда не могли бы добиться точного представления о праве.

Религиозные и нравственные нормы опираются на авторитет внутреннего убеждения лица, следующего им, — убеждения его о том, что эти нормы содержат в себе истинные учения религии и нравственности.

Не нужно только думать, чтобы такие религиозные и нравственные убеждения были заложены в человека природой или чтобы они составлялись из так называемых врожденных идей и абсолютных требований, все равно, принимать ли последние в смысле одной формы познавания, или и материально всегда равного себе содержания. Эти столь распространенные, начиная от древних греков и кончая современными неокантианцами, представления о религиозном и нравственном чувствах сменяются теперь в научной философии несравненно прочнее установленным взглядом, который видит в них не только продукт истории, но и результат чисто практических потребностей общественной жизни. Отсюда выходит, что не нравственное и религиозное чувство служат источниками нравственных и религиозных норм, а что, наоборот, нравственные и религиозные нормы являются источниками соответствующих им чувств, не предшествующих, а следующих исторически за установлением нравственного и религиозного порядков жизни.¹²

Таким образом, основывая религиозные и нравственные нормы на внутреннем убеждении подчиняющегося им лица, мы имеем в виду не историческое соотношение между этими нормами и соответствующим им убеждением, а только практический критерий, который, возникая и развиваясь исторически из норм, потом на них практически реагирует, подобно тому как выросшие дети реагируют на родителей от них же заимствованными учениями и чувствами. В этом лишь смысле, во внутреннем согласии с религиозными и нравственными нормами и в убежденном следовании им лежит критерий нравственности и религии, нормы которых воспринимаются часто правом, выражаются в соответствующей последнему форме и перестают тогда принадлежать исключительно области нравственности и религии, переходя в область ' права. Но прежде чем этот переход совершается, религиозные и нравственные нормы продолжают опираться на внутреннее сознание подчиняющегося им лица об их объективной истинности, и человеческие действия, с точки зрения нравственности и религии, имеют цену лишь настолько, насколько они предпринимаются по чувству признания тех или других нравственных и религиозных учений, без прямого отношения к тому или другому внешнему авторитету.

Напротив, нормы права вовсе не предъявляют к нам таких высоких требований. Они стоят независимо от внутренних побуждении лица, их исполняющего, хотя не исключают возможности и автономному следованию их предписаниям в силу одного уважения к ним. Но такое следование может обусловливаться и своекорыстными мотивами: исканием личной выгоды, страхом наказания и т. д. Все это, с точки зрения формального момента права, остается безразличным, так как его центр тяжести лежит не здесь, а во внешнем авторитете, принадлежащем власти, которая поднимается над всеми отдельными лицами. Этот авторитет требует одного лишь внешнего повиновения, — все равно, на каких бы мотивах такое повиновение не основывалось. В противоположность этому критерий религиозных и нравственных норм заключен внутри подчиненного им индивида; место внешнего авторитета занимает в них внутреннее сознание определяемого ими лица.¹³

Против такого разграничения права, нравственности и религии возражают иногда, ссылаясь на нравственные и религиозные нормы, охраняемые общественным мнением, исключением из того или другого общества, религиозным отлучением и иными, подобными этим, мерами, которые служат как будто такой же внешней санкцией для указываемых норм, какой являются для права его приказы, с устанавливаемыми ими последствиями на случаи их нарушения. Отсюда заключают довольно свободно то, что право, нравственность и религия должны быть различаемы не тем, что первое опирается на внешний, а последние — на внутренний авторитет, а тем, что право отличается характером организованной, а нравственность и религия — характером неорганизованной защиты принадлежащих к их области отношений.¹⁴

По поводу приведенного возражения и основанного на нем утверждения не лишним будет заметить следующее. Во-первых, там, где мы встречаемся с внешней санкцией нравственных и религиозных норм, эта санкция весьма отлична от санкции норм юридических и должка быть отнесена к области не столько нравственности и религии, сколько общественных нравов, которые действительно опираются, как мы это вскоре увидим, в формальном смысле на внешний авторитет и не отличаются с этой стороны от норм права. Во всяком случае, зависимость некоторых нравственных и религиозных норм от стоящей над подчиненными им лицами власти и воли совсем не та, что зависимость норм права от постановляющей их власти, и вовсе не исключает в применении к нравственным и религиозным нормам решающего значения внутренних критериев. Во-вторых, признак организованной защиты не составляет исключительной особенности права, так как организовать — значит, объединить многих в подчинении известным внешним правилам, а с таким объединенным подчинением правилам, общим всему кругу объединенных лиц, мы встречаемся одинаково в области как права, так и религии, нравственности и нравов. Вспомним посты, религиозные обряды, моды, обязательный «на чаек», дуэли, общества разбойников и т. д. Все это — вполне организованные формы подчинения известных кругов лиц определенным и строго обязательным правилам, которые не заключают в себе, по крайней мере в настоящее время, элементов права. Это не мешает, однако, проявлять приведенным сейчас нормам в иных случаях гораздо больше энергии, чем та, какую обнаруживают нормы права,— в подтверждение чего довольно сослаться, сверх указанных выше случаев, на общественное осуждение браков между белыми и неграми в Америке, между англичанами и туземцами — в Индии, — осуждение, которое останавливает такие браки много действительнее, чем это мог бы сделать какой бы то ни было закон. Следовательно, ни организация защиты, ни сила действия не различают сами по себе права от других, рядом с ним функционирующих регуляторов общественной жизни.

Но оспариваемому взгляду можно сделать следующую уступку. Если неправильно характеризовать право признаком организации вообще, приписывая этот признак праву и отрицая его в других порядках общественных отношений, то ничто не мешает признать, что праву в его развитом состоянии, в каком оно выступает перед нами в настоящее время, свойственна особая форма организации, которой мы не находим ни в области нравственных и религиозных явлений, ни в области нравов. Эта особая форма организации состоит в установленном вперед порядке участия строго определенных органов общественной власти как в создании, так и с применении права. Такая форма организации и особые последствия нарушения юридических норм, — последствия, о которых мы будем говорить ниже, — действительно отличают право или, вернее, значительную его часть, и притом только на высших ступенях развития, от других порядков общественных отношений. Поэтому мы можем присоединить к указанному выше основному различию между правом, нравственностью и религией и проведенную сейчас границу по особой форме организации защиты права — по крайней мере для некоторых его отраслей и в его современном состоянии.

Материальное сходство между правом, нравственностью и религией мы оставим пока в стороне, так как его удобнее будет рассмотреть в связи с материальным моментом права, и перейдем теперь к различию права, взятого опять только в его формальном моменте, от общественных нравов и охраняющих эти последние конвенциональных норм.