2. Особенностями конституционного правосудия не могут "отменяться" конституционные установления о статусе соответствующего органа как судебного.

В научной литературе достаточно широко используется само по себе понятие "квазисуда", но применительно не к судебным органам конституционного контроля, а к органам конституционного надзора. В этом плане вполне адекватной природе соответствующего органа является оценка Конституционного Совета Франции в цитируемой (в самом начале статьи) работе проф. С.А. Авакьяна как "квазисуда". Конституционный Совет Франции, в его статусных характеристиках ранее существовавшего правового регулирования, действительно не являлся полноценным судебным органом, как и ряд аналогичных органов конституционного надзора в других странах (например, в СНГ это Конституционный Совет Республики Казахстан) <6>. Близкие к этому оценки были, кстати, применимы и к Комитету конституционного надзора СССР <7>. Но могут ли они распространяться на Конституционный Суд Российской Федерации?

--------------------------------

<6> См., напр.: Остапович И.Ю. Сравнительно-правовое исследование конституционных советов Франции и Казахстана // Правовые проблемы укрепления российской государственности. Часть 17 / Под ред. В.Ф. Воловича. Томск: Изд-во Томского ун-та, 2004. С. 152 - 155; Хлобыстова К.А. Конституция и модели конституционного контроля // Конституционное и муниципальное право. 2006. N 2; Хитрин Ю. О практике Конституционного Совета Республики Казахстан по обеспечению верховенства и стабильности Конституции // Конституционное правосудие: Вестник Конференции органов конституционного контроля стран молодой демократии. Ереван, 2004. N 2.

<7> См.: Митюков М.А. Предтеча конституционного правосудия (к истории Комитета конституционного надзора СССР) // Конституционное правосудие: Вестник Конференции органов конституционного контроля стран молодой демократии. Ереван, 2005. N 4. С. 31 - 56.

При всем разнообразии теоретических конструкций конституционного нормоконтроля и конкретных моделей его практической институционализации в системе современного конституционализма <8> трудно не согласиться, применительно к существующим в России конституционно-правовым реалиям, с тем обстоятельством, что Конституционный Суд - это орган государственной власти, относящийся к судебной ветви власти, непосредственный носитель судебной власти.

--------------------------------

<8> См., напр.: Конституционный контроль в зарубежных странах: Учебное пособие / Отв. ред. В.В. Маклаков. М.: Норма, 2007.

Соответствующий его статус получил прямое закрепление в действующей Конституции, которая: во-первых, предусматривает, что правосудие в Российской Федерации осуществляется только судом (ч. 1 ст. 118), одним из которых она прямо называет суд Конституционный; во-вторых, содержит широкую регламентацию правового статуса Конституционного Суда в специальной главе, посвященной судебной власти (гл. 7); в-третьих, выделяет конституционное судопроизводство в качестве самостоятельной формы осуществления судебной власти, наряду с гражданским, административным и уголовным судопроизводством (ч. 2 ст. 118), при том что конституционное судопроизводство названо в указанной конституционной норме первым, чем подчеркивается особое место Конституционного Суда в системе судебной власти как, по существу, высшего судебного органа конституционного контроля в России.

Такой подход к конституционному регулированию статуса Конституционного Суда с точки зрения его соотношения с судебной властью не является, правда, общераспространенным в континентальной системе устройства конституционного контроля. Так, например, в Конституции Австрии положения о конституционном суде содержатся в разделе шестом "Гарантии соблюдения Конституции и законности управления"; в Конституции Венгрии конституционному суду посвящена специальная глава IV при наличии самостоятельной главы о судебной организации (гл. X); аналогичным образом Конституция Испании устанавливает правовой статус конституционного суда в разделе IX "О конституционном суде" в то время как общий статус судебной власти определяется положениями раздела VI Конституции "О судебной власти". Но это, пожалуй, больше относится к национальным особенностям конституционно-правового регулирования, а не к вопросу о самой природе органов конституционного нормоконтроля, в частности, в странах, использующих кельзеновскую модель нормоконтроля.

При этом принадлежность Конституционного Суда к судебной власти в Российской Федерации нисколько не умаляет и не исключает особенностей, в том числе существенных, его статусных характеристик как органа конституционного нормоконтроля.

Но что касается, например, утверждений о том, что в рамках конституционного нормоконтроля "отсутствует спор о праве", то они не согласуются с предназначением и самой логикой конституционно-судебного разбирательства, связанного с разрешением конституционно-правовых споров. Конституционно-судебный процесс по общему правилу не возникает иначе чем на основе столкновения интересов и мнений (правовых позиций) и обеспечивает разрешение соответствующего противоречия (коллизии, конфликта) в процедуре, где его субъекты стремятся убедить Конституционный Суд в справедливости именно их точки зрения по рассматриваемому вопросу. Именно поэтому конституционно-судебный нормоконтроль традиционно рассматривается как механизм, форма или способ разрешения публично-правовых споров <9>. Наиболее отчетливо "спорный" характер конституционного нормоконтроля проявляется в рамках конкретного конституционного контроля, когда гражданин спорит с государством в лице законодателя.

--------------------------------

<9> См., напр.: Замотаева Е. Конституционно-правовые споры // Конституционное правосудие: Вестник Конференции органов конституционного контроля стран молодой демократии. Ереван, 2009. Вып. 4. С. 5 - 24; Конституционный судебный процесс / Отв. ред. М.С. Саликов. М.: Норма, 2004; Шульженко Ю.Л. Конституционное правосудие в федеративном государстве (сравнительно-правовое исследование). М., 2000. С. 3 - 4.

В свою очередь, при всей специфике реализации принципа состязательности и равноправия сторон в конституционном судопроизводстве вряд ли есть основания отрицать его универсальность (ч. 1 и 2 ст. 19 и ч. 3 ст. 123 Конституции Российской Федерации) и значение, в том числе как принципа конституционного нормоконтроля (ст. 5, 35 и 53 ФКЗ о КС РФ). Согласно этому принципу стороны конституционного судопроизводства обладают равными процессуальными правами и им должна быть обеспечена равная возможность реализовать свои процессуальные права. При этом, конечно, в наиболее полном объеме данный принцип проявляется при рассмотрении дел в порядке конкретного нормоконтроля и на тех процессуальных стадиях, которые следуют за принятием обращения к рассмотрению, поскольку только после такого решения может идти речь о наличии в производстве Конституционного Суда соответствующего дела и о правах сторон в этом деле <10>.

--------------------------------

<10> См.: Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 18 декабря 2003 г. N 496-О об отказе в удовлетворении ходатайства гражданина А.М. Магденко об ознакомлении с материалами производства в Конституционном Суде Российской Федерации по жалобе на нарушение его конституционных прав УПК РСФСР и УПК РФ // Архив КС РФ.

Не может также рассматриваться как противоречащее сути нормоконтрольной деятельности установление органом конституционно-судебного контроля фактических обстоятельств, если это не относится к полномочиям других органов государственной власти и необходимо для правильного разрешения дела. Согласно статье 3 ФКЗ о КС РФ при осуществлении конституционного судопроизводства Конституционный Суд воздерживается от установления и исследования фактических обстоятельств не во всех случаях, а лишь тогда, когда "это входит в компетенцию других судов или иных органов". Именно поэтому, в частности, Закон вводит процессуальную фигуру свидетеля, который может быть вызван в Конституционный Суд "при необходимости исследования фактических обстоятельств, установление которых отнесено к ведению Конституционного Суда" (ст. 64), предусматривает возможность оглашения и исследования в судебном заседании документов (ст. 65), а также допускает включение "фактических и иных обстоятельств, установленных Судом" в состав решения Конституционного Суда (п. 7 ч. 1 ст. 75). Таким образом, ФКЗ о КС РФ допускает и даже признает необходимым исследование фактических обстоятельств в некоторых случаях <11>. В частности, Конституционный Суд, безусловно, обязан проверять и устанавливать фактические обстоятельства, характеризующие правовой статус лица, обратившегося в Конституционный Суд, как надлежащего заявителя. Например, проверять число депутатов, подписавших обращение в Конституционный Суд, на соответствие требованиям пункта "а" части 2 статьи 125 Конституции и статьи 84 ФКЗ о КС РФ <12>.

--------------------------------

<11> См.: Тарибо Е.В. К вопросу об установлении и исследовании фактических обстоятельств в конституционном судопроизводстве (на примере налогообложения) // Российский юридический журнал. 2010. N 1. С. 8.

<12> См.: Определение Конституционного Суда Российской Федерации от 4 марта 2004 г. N 90-О по запросу группы депутатов Государственной Думы о проверке конституционности пункта 7 статьи 2 Федерального закона "О соглашениях о разделе продукции" // Вестник Конституционного Суда Российской Федерации. 2004. N 5.

Вместе с тем безусловные существенные особенности юридической природы Конституционного Суда как "судебного органа конституционного контроля, самостоятельно и независимо осуществляющего судебную власть посредством конституционного судопроизводства" (ст. 1 ФКЗ о КС РФ), свидетельствуют, что Конституционный Суд, являясь органом судебной власти, одновременно (в силу своих функциональных и институционных характеристик) - это больше, чем суд. Данное обстоятельство, правда, отнюдь не упрощает его положение в системе разделения властей, включая взаимоотношения с другими судами России, а, напротив, существенным образом актуализирует проблемы, связанные с обеспечением их эффективного взаимодействия.