Учебный год 2023 г. / Великая реформа (стр. 104-110)-1

отчет удовлетворительным, обратить, однако, внимание Гапонова на необходимость немедленно приступить под руководством С.В. Познышева к самому тщательному изучению уголовного права в соответствии с преподанной ему инструкцией. Вместе с тем факультет подтверждает свою прежнюю точку зрения, согласно которой надлежащее ознакомление с уголовным правом (а не уголовным процессом) должно быть поставлено в первую очередь при подготовке к экзаменам на магистра уголовного права"*(754).

Не вызывает сомнений, что "точка зрения" юридического факультета отражает именно позицию С.В. Познышева, не упустившего случая зафиксировать в коллегиальном решении факультета приоритет уголовного права перед процессом. К протоколу от 13 ноября приложено собственноручное заявление С.В. Познышева в адрес юридического факультета, предопределившее указанное решение. В нем отмечено, что А. Гапонов представил отчет исключительно "о занятиях по уголовному процессу", и это не может вызвать одобрение. Далее в заявлении С.В. Познышева указано: "За год он [Гапонов. - Л.Г., Н.И.] не представил ни одной работы по уголовному праву, хотя по данной ему инструкции он должен был весь первый год своей подготовки заниматься исключительно [курсив наш. - Л.Г., Н.И.] общей частью уголовного права, которая, разумеется, при подготовке к экзамену на степень магистра уголовного права имеет главное значение. Несмотря на мое предложение постоянно приходить ко мне за руководством, г. Гапонов только раз был у меня"*(755).

В дальнейшем, видимо, А. Гапонов учел позицию С.В. Познышева, поскольку на заседании юридического факультета, состоявшемся 18 ноября 1916 г., профессор дал положительный отзыв на отчет А. Гапонова, что позволило последнему быть "оставленным" при университете еще на один, третий, год *(756). Последний раз "оставление" ученику Г.С. Фельдштейна, столь усердно начавшему изучение уголовно-процессуальной науки, было продлено до 1 января 1918 г. *(757) Впрочем, история поставила на его надеждах крест - о дальнейшей судьбе А. Гапонова ничего неизвестно. Остается только гадать, какова могла быть его судьба в науке и в Московском университете, если бы не "распалась связь времен".

Возвращаясь к личности С.В. Познышева уже в несколько иной плоскости, нельзя не обратить внимания на его патриотические взгляды, особенно ярко проявившиеся с началом Первой мировой войны. Именно С.В. Познышев на заседании юридического факультета 1 сентября 1915 г. выступил с заявлением "о желательности скорейшего привлечения юридического факультета к работам на нужды войны" *(758), которое, впрочем, не нашло понимания у большинства присутствовавших и не воплотилось в конкретные решения. Несколько позже патриотизм и принципиальность С.В. Познышева сказались на судьбе другого потенциального процессуалиста, пусть и не успевшего себя никак зарекомендовать, в отличие от А. Гапонова.

20 октября 1916 г. профессор Г.С. Фельдштейн обратился к факультету с ходатайством об оставлении при кафедре уголовного права и процесса Иосифа Юлиановича Динесмана, представившего вст упительное с очинение "Неофициальное преследование угол овных правонарушений" *(759) . Первоначально ходатайство Г.С. Фельдштейна не вызвало у С.В. Познышева

возражений и было одобрено юридическим факультетом. Однако уже на следующем заседании - 4 ноября 1916 г. - С.В. Познышев представил сохранившееся в архиве письменное заявление следующего содержания:

"В юридический факультет Императорского Московского университета Проректора, орд. проф. С.В. Познышева

Заявление

Когда в прошлом заседании факультета проф. Г.С. Фельдштейн предложил оставить при кафедре уголовного права г. Динесмана, я спросил его, как обстоит у Динесмана дело с воинской повинностью, на что получил ответ, что Динесман от воинской повинности свободен. После этого я никаких возражений против оставления Динесмана не нашел нужным представлять. В настоящее время, из расспроса самого Динесмана, я узнал, что он вовсе не свободен от воинской повинности, а полагает, что будет освобожден в случае его оставления при Университете и имеет от воинского начальника отсрочку впредь до выяснения вопроса об оставлении при Университете. Проф. Фельдштейн, таким образом, ошибался, будучи введен в заблуждение, вероятно, неясными указаниями Динесмана.

Выяснение вопроса о воинской повинности вносит в настоящее дело новое и чрезвычайно важное обстоятельство, совершенно меняющее картину дела и побуждающее меня решительно высказаться против оставления г. Динесмана по следующим соображениям.

В настоящее исключительное время оставление при Университете лиц, несвободных от воинской повинности, по моему убеждению, может иметь место лишь по особо уважительным основаниям и для него недостаточно обнаружения только некоторых способностей разбираться в научных вопросах; при переживаемых тяжелых условиях только исключительно даровитые люди могут быть оставляемы при Университете. К лицам, освобожденным от воинской службы, конечно, могут быть предъявляемы прежние сравнительно снисходительные требования. Нельзя забывать, что каждое оставление при Университете лица, годного к военной службе, лишает русскую армию офицера.

Те данные, которые были представлены в Факультет относительно г. Динесмана, во всяком случае недостаточны для оставления его при Университете, раз выясняется, что он несвободен от воинской повинности. Проф. Фельдштейн не представил в Факультет рецензии, из которой было бы видно, что в своем сочинении Динесман высказал какие-либо талантливые идеи или обнаружил большую талантливость в обработке имевшегося в его распоряжении материала. Просматривая работу Динесмана, я со своей стороны, ничего подобного в ней не нашел. Работа - невелика и кажется сравнительно большой в виду довольно плотной бумаги и заполнения текстом лишь одной стороны страницы; в ней 60 ремингтоном напечатанные страницы. Вопрос, которому она посвящена

("Неофициальное преследование уголовных правонарушений"), несложен и трудностью не отличается. Литература, которую использовал г. Динесман, невелика. Никакого сложного, с трудом поддающегося обработке материала, он в своем распоряжении не имел. Все это привело меня к убеждению в необходимости пересмотреть вопрос об оставлении г. Динесмана при Университете. О вышеизложенных обстоятельствах я считал свои нравственным долгом сообщить Факультету и просить настоящее заявление мое приобщить к делу о г. Динесмане. В случае же, если ходатайство об оставлении Динесмана будет направлено г. Попечителю, прошу, вместе с представлением проф. Фельдштейна, представить г. Попечителю и мое заключение, изложенное в настоящем заявлении.

Юридический факультет на своем заседании 4 ноября 1916 г. не внял доводам С.В. Познышева, поддержав в вопросе о И. Динесмане Г.С. Фельдштейна. В постановлении было указано: "...принимая во внимание, что вопрос о воинской повинности оставляемых при Университете не входит в компетенцию факультета и что проф. Познышев не оспаривал на предшествующем заседании отзыва проф. Г.С. Фельдштейна о научных достоинствах Динесмана, факультет не находит достаточных оснований к пересмотру состоявшегося постановления"*(761).

Однако история с И. Динесманом получила весьма неожиданное завершение. На очередном заседании юридического факультета, состоявшемся 20 января 1917 г., передсамойФевральскойреволюцией, былооглашенорешениеректора Московского университета от 17 декабря 1916 г. об отказе в оставлении при университете для приготовления к профессорскому званию Иозефа-Христиана Динесмана*(762), поскольку "первыми кандидатами в данном случае должны быть молодые люди не чужого подданства по происхождению". Тем же решением И. Динесману было возвращено вступительное сочинение - "Неофициальное преследование уголовных правонарушений"*(763). Как видно, события развивались в несколько ином ключе: И. Динесман оказался не только "несвободен от воинской повинности", как предполагалось первоначально, но вовсе иностранцем, причем, судя по имени, подданным одного из противников России в Первой мировой войне. Видимо, в окончательном выяснении этого вопроса и подготовке соответствующего решения ректора не последнюю роль сыграла позиция С.В. Познышева, занимавшего к тому же пост проректора.

Как и многие его коллеги, С.В. Познышев был отчислен из Московского университета 1 января 1919 г. на основании Декрета от 9 октября 1918 г. *(764), к которому мы еще вернемся. Не будучи марксистом и принципиально не желая им становиться, он до конца своих дней не работал "ни в одном советском вузе, ни в одном советском научно-исследовательском институте", хотя и принимал периодически участие в выполнении отдельных поручений, в частности при составлении проекта УК РСФСР *(765). В научном плане можно отметить переиздание им в 1924 г. дореволюционного учебника по тюрьмоведению под названием "Основы пенитенциарной науки". Пытаясь поправить тяжелое

материальное положение, С.В. Познышев начал работу по переводу на русский язык учебника по уголовному праву великого английского юриста Блекстона, чему способствовали его соратники по научному цеху B.C. Утевский, М.М. Исаев, И.Т. Голяков*(766). Однако он так и не успел довести эту работу до конца, скончавшись в 1943 г.

Если вернуться в предреволюционный период истории уголовнопроцессуальной науки в Московском университете, то Г.С. Фельдштейн, С.В. Познышев, С.И. Викторский были в то время уже маститыми специалистами, давно снискавшими заслуженную известность. Кроме того, ситуация с С.И. Викторским, к ак был о отмечено ранее, оставалась неопределенной - ак тивной преподавательской деятельностью он занимался не всегда. С.В. Познышев вовсе не преподавал уголовное судопроизводство. По сути, после ухода с факультета в 1911 г. Н.Н. Полянского в Московском университете образовался некий вакуум, связанный с отсутствием процессуалистов среднего и особенно молодого поколения, которые могли бы ассистировать Г.С. Фельдштейну в преподавании уголовного процесса, со временем приняв у него эстафету. Г.С. Фельдштейн, разумеется, готовил себе смену, например, в лице А. Гапонова, но тот не успел зарекомендовать себя по объективным причинам - ему просто не хватило времени до 1917 г.

Последним, кто "вскочил на подножку" уходящего поезда русской дореволюционной уголовно-процессуальной науки в Московском университете, стал М.П. Коваленков (1888 - после 1929), хотя и ему не удалось себя в ней реализовать, опять-таки по объективным причинам.

Михаил Петрович Коваленков был учеником не Г.С. Фельдштейна, но С.В. Познышева, что, впрочем, закономерно, поскольку в момент его оставления при Московском университете Г.С. Фельдштейн еще не получил должности ординарного профессора. С.В. Познышев, как мы помним, "чистых" процессуалистов не признавал, и это, несомненно, сказывалось на характере подготовки М.П. Коваленкова к профессорскому званию. По-видимому, никаких нареканий со стороны С.В. Познышева он не заслужил, тщательно изучая материальное уголовное право. Напротив, С.В. Познышев, судя по документам, благоволил своему ученику. Так, будучи оставлен при университете, М.П. Коваленков первоначально получал стипендию Шаховского. Однако на заседании юридического факультета 27 января 1912 г. в ответ на просьбу графа Л.А. Камаровского об оставлении на кафедре международного права Телеснина декан П.В. Гидулянов предложил предоставить последнему именно стипендию Шаховского. На это немедленно последовало заявление С.В. Познышева, что "эта стипендия получается ныне Коваленковым, почему в случае назначения стипендии

факультета 17 февраля 1912 г. решено было предоставить "оставленному при университете Коваленкову стипендию Скворцова"*(768).

9 ноября 1912 г. С.В. Познышев обратился к юридическому факультету с ходатайством о продлении срока оставления при университете М.П. Коваленкова с сохранением ему стипендии Скворцова *(769). Ходатайство рассматривалось

необычно долго, но на заседании 18 января 1913 г. факультет все-таки продлил М.П. Коваленкову срок оставления*(770). Однако дальнейшие события развивались весьма неожиданно: на заседании юридического факультета 20 сентября 1913 г. было оглашено "сообщение г. Попечителя учебного округа о невозможности продолжения срока оставления при университете Михаила Коваленкова". При этом "ординарному профессору Познышеву предложено дать ответ на замечания, сделанные Ученым комитетом об отчете Коваленкова"*(771).

Остается загадкой, какие конкретно обстоятельства привели власти к принятию решения о лишении М.П. Коваленкова статуса "оставленного при университете". Во всяком случае, ясно, что С.В. Познышев к этому решению непричастен. Ясно и другое: М.П. Коваленков продолжил занятия наукой, несмотря на потерю на определенное время формальной связи с Московским университетом. Спустя немногим более года, на заседании 4 декабря 1914 г., юридический факультет рассмотрел "прошение Михаила Коваленкова о допущении к магистерским экзаменам", постановив назначить первый экзамен на ближайшее заседание*(772).

Экзамен по уголовному праву состоялся на заседании юридического факультета 23 января 1915 г. М.П. Коваленкову достались следующие вопросы: 1) понятие покушения; 2) Борстальская тюремная система; 3) религиозные преступления. Экзамен принимал С.В. Познышев, что видно уже по характеру вопросов, оценивший знания М.П. Коваленкова как "удовлетворительные" *(773). Сделаем небольшое отступление и отметим: еще на заседании юридического факультета 15 марта 1913 г. было принято важное решение, что "в силу целесообразности (невзирая на министерские правила о приобретении ученых

Именно данное решение обусловило тот факт, что экзамен у М.П. Коваленкова принимал его руководитель С.В. Познышев: формально экзамены по-прежнему проходили на заседании всего факультета, но реально их принимали и оценивали уже только специалисты в соответствующей области правовой науки.

14 марта 1915 г. М.П. Коваленков успешно сдал с оценкой "весьма удовлетворительно" свой второй магистерский экзамен по полицейскому праву, где

Наконец, 17 апреля 1915 г. состоялся третий и последний экзамен - по уголовному судопроизводству. Перед М.П. Коваленковым также был поставлен всего один вопрос - "вещественные и письменные доказательства в уголовном процессе", ответ на который был сочтен "удовлетворительным". На том же заседании ю р и д и ч е с к о го ф а к ул ьт ет а э к з а м е н ы М . П . К о в а л е н к о в а " п р и з н а н ы законченными"*(776).

Вскоре для М.П. Коваленкова наступил новый этап. 23 октября 1915 г. юридический факультет рассмотрел "прошение магистранта по уголовному праву Михаила Коваленкова о допущении его к чтению пробных лекций". Удовлетворив прошение, факультет назначил пробные лекции на 13 ноября 1915 г. По действовавшим в то время правилам тему одной из двух лекций определил сам факультет, а тему другой самостоятельно выбрал молодой лектор. Факультет,

видимо, не без участия С.В. Познышева, предложил М.П. Коваленкову прочитать первую лекцию по уголовному праву на тему "О растрате". По собственному выбору М.П. Коваленков изъявил желание прочитать лекцию на тему "О кассационном обжаловании"*(777). Обратим внимание на этот выбор, в котором явно угадываются процессуальные предпочтения М.П. Коваленкова, проявившиеся и впоследствии. Обе лекции успешно были им прочитаны в назначенный день, 13 ноября 1915 г. По их завершении юридический факультет немедленно вынес резолюцию: "признать лекции весьма удовлетворительными, удостоить г. Коваленкова звания приватдоцента по кафедре уголовного права и процесса и выдать ему соответствующее свидетельство"*(778).

Уже спустя 5 дней после прочтения пробных лекций и получения звания приват-доцента М.П. Коваленков обратился к юридическому факультету с прошением о зачислении его на должность приват-доцента "по кафедре уголовного права и судопроизводства" и предоставлении ему в весеннем полугодии 1915-1916 академического года чтения курса "Производство в местном суде" (1 час в неделю). Просьба М.П. Коваленкова нашла у факультета поддержку на заседании 18 ноября 1915 г. *(779) Так в Московском университете появился новый процессуалист, который принадлежал к последнему поколению, заставшему юридический факультет до событий 1917 г.

В 1916-1917 академическом году М.П. Коваленков, как уже было отмечено, вел практические занятия по уголовному процессу вместе с Г.С. Фельдштейном и С.И. Викторским, притом что лекционный курс читал тогда Г.С. Фельдштейн *(780). Однако, став уже процессуалистом, М.П. Коваленков не порвал и с наукой материального уголовного права, сохраняя верность своему учителю С.В. Познышеву. Так, на заседании юридического факультета 4 ноября 1916 г. С.В. Познышев обратился с заявлением "о назначении приват-доцента Коваленкова младшим ассистентом по кафедре уголовного права". Будучи единогласно избран младшим ассистентом *(781), М.П. Коваленков, разумеется, оставался приватдоцентом университета *(782). Ассистентская должность предназначалась ему для работы в музее уголовного права юридического факультета взамен назначенного в Томский университет приват-доцента И.И. Аносова *(783). Соответствующим решением ректора Московского университета М.П. Коваленков был утвержден в должности младшего ассистента этого музея с 8 ноября 1916 г. *(784) Наконец , на одном из последних заседаний 1916 г. он получил разрешение юридического факультета на ведение в весеннем семестре 1917 г. репетитория по уголовному праву в объеме 2 часов в неделю *(785). Несомненно, М.П. Коваленков был одним из самых активных молодых преподавателей уголовно-правовых дисциплин в Московском университете в самом конце его "императорской" истории.

Сложно сказать, как сложилась бы научная карьера М.П. Коваленкова, если бы не наступил Октябрь 1917 г. Его преподавательская деятельность продолжалась в "старом формате" до конца 1918 г.*(786) Нам еще предстоит вернуться к личности М.П. Коваленкова в послереволюционный период истории преподавания уголовного судопроизводства на юридическом факультете Московского университета, но сразу заметим, немного забегая вперед, что этот начинающий процессуалист не затерялся в водовороте истории, получил заметный пост в советских органах

власти и не оставил научно-педагогической деятельности. В то же время ему волей-неволей пришлось изменить своим изначальным пристрастиям к уголовнопроцессуальной науке.

Последним заметным событием, связанным с преподаванием уголовного судопроизводства в дооктябрьский период истории Московского университета, стало краткосрочное появление на юридическом факультете П.М. Минца (1868 - ориентировочно 1941).

Павел Михайлович Минц, будучи уже достаточно известным специалистом и имея степень магистра уголовного права, подал в начале 1917 г. прошение о принятии его в число приват-доцентов Московского университета и о разрешении чтения курса "Экстраординарные суды" в объеме 1 часа в неделю. Юридический факультет, рассмотрев на своем заседании 3 марта *(787) 1917 г. прошение П.М. Минца, принял решение о принятии его в число приват-доцентов Московского университета*(788). Дальнейшие формальности также прошли для П.М. Минца без особых проблем: его кандидатура нашла одобрение у попечителя Московского университетского округа, известие о чем было оглашено на заседании юридического факультета 12 мая 1917 г. В результате приват-доцент Московского университета П.М. Минц получил разрешение читать свой курс в "оставшейся половине" того же года*(789).

Однако пребывание П.М. Минца в Московском университете было весьма непродолжительным. В отличие от М.П. Коваленкова, он Октября не принял и в Советской России не остался. П.М. Минц обосновался в независимой Латвии, где продолжил преподавательскую и научную деятельность. Его основное сочинение, к сожалению, мало известное в современной российской науке, - двухтомный "Курс уголовного права" - вышло в свет на русском языке в Риге в конце 1920-х годов*(790). Как отмечал в предисловии автор, "настоящая книга предназначена, в первую очередь, для моих слушателей" (курсив наш. - Л.Г., Н.И.)*(791). Уже перед самой Второй мировой войной, в 1938 г., П.М. Минц опубликовал в Париже под эгидой Международной ассоциации уголовного права свой перевод на французский язык УК Латвии 1933 г. Его имя известно в западной науке, в том числе современной*(792).

Жизнь П.М. Минца завершилась трагически: после вхождения Латвии в состав СССР он попал в ГУЛАГ, где и погиб *(793). Точная дата его смерти неизвестна.

Наконец, обратим внимание на еще один знаменательный эпизод в истории отечественной уголовно-процессуальной науки, случившийся уже между Февралем и Октябрем 1917 г. На заседании юридического факультета Московского университета 6 сентября 1917 г. профессор Г.С. Фельдштейн обратился с заявлением "об оставлении при университете по кафедре уголовного права и процесса Сергея Голунского на 2 года без содержания". Факультет эту просьбу удовлетворил*(794).

Так начался путь в правовой науке Сергея Александровича Голунского - впоследствии видного советского ученого, члена-корреспондента Академии наук

СССР, специалиста в области уголовного процесса, криминалистики, теории государства и права *(795). Несмотря на разносторонность своих научных

интересов, С.А. Голунский был в первую очередь процессуалистом. Именно на уголовно-процессуальную тему была написана его докторская диссертация, защищенная в 1938 г.: "Привлечение в качестве обвиняемого и предание суду". По иронии судьбы С.А. Голунскому не довелось преподавать в Московском университете уголовное судопроизводство, хотя спустя десятилетия в университет он все-таки вернулся, став уже после Великой Отечественной войны заведующим кафедрой криминалистики юридического факультета. Однако в научном плане С.А. Голунский никогда не терял интереса к уголовно-процессуальной проблематике, будучи, помимо многочисленных работ в этой области, соавтором учебника уголовного процесса, вышедшего в 1953 г.*(796)

§3. Советский период развития уголовно-процессуальной науки в Московском университете: между Судебной реформой 1864 г. и

современностью

Если позитивное право прекращает свое действие одномоментно - на основании формального решения законодателя, то с наукой так не происходит, поэтому отмена советской властью Судебных Уставов 1864 г., в частности Устава уголовного судопроизводства *(797), при всем желании не могла означать "отмену" научных достижений пореформенной эпохи *(798). Оставались идеи и, главное, люди, часть которых (Н.Н. Полянский, С.А. Голунский, М.П. Коваленков и др.) оказались не только "последними из могикан" выдающегося периода 1864-1917 гг., но и основателями советской уголовно-процессуальной школы, тем самым унаследовавшей очень многое от школы предшествующей. Так сохранилась преемственность в целом и в Московском университете в частности. Более того, именно советская научная уголовно-процессуальная школа в лице ее лучших представителей стала своего рода "мостиком", или связующим звеном между Уставом уголовного судопроизводства и современным российским уголовнопроцессуальным правом, прежде всего его доктринальным каркасом. Московский университет стал одним их тех мест, где уголовно-процессуальную школу в конечном итоге удалось не только сохранить, хотя поначалу это и было непросто, но и в значительной мере развить, что заслуживает специального анализа.

Революционные события 1917 г. не сразу коснулись юридического факультета Московского университета. Первое время новая власть, видимо, имела другие приоритеты, поэтому до конца 1918 г. факультет находился еще "по инерции" фактически в своем дореволюционном состоянии, что неизбежно сказывалось и на преподавании уголовного судопроизводства. Например, в архиве сохранился "Список профессоров и преподавателей юридического факультета с указанием числа часов и причитающегося вознаграждения за октябрь, ноябрь и декабрь 1918", в котором указаны профессора С.В. Познышев и Г.С. Фельдштейн и "преподаватель М.П. Коваленков (ассистент)" *(799). В том, что в этот период они продолжали еще преподавать в режиме, сложившемся до Октября, сомнений нет. Отметим отсутствие в этом списке С.И. Викторского и вернувшегося в мае 1917 г. Н.В. Давыдова, как мы увидим далее, на факультете по-прежнему числившихся, но

реально не преподававших, а также П.М. Минца, чье кратковременное пребывание в Московском университете к тому моменту, вероятно, уже завершилось.

Достоверно известно и то, что никто из "старых кадров", остававшихся на юридическом факультете к концу 1918 г., не собирался добровольно прекращать свою деятельность в Московском университете. Сохранилось рукописное заявление от 9 января 1919 г. и.о. декана юридического факультета И.Б. Новицкого, адресованное властям, в котором он приводит перечень профессоров и преподавателей факультета, "коим причитается штатное вознаграждение с 1 января 1919 г.". При этом, что очень важно, он добавляет: "При сем заявляю, что в настоящий список внесены лишь те лица, относительно которых не возникает никаких сомнений"*(800). Так И.Б. Новицкий сигнализировал новым властям, кто из состава юридического факультета готов продолжить работу, невзирая на произошедшие политические пертурбации. В заявлении И.Б. Новицкого от 9 января 1919 г. названы в числе не вызывающих "никаких сомнений" и С.В. Познышев, и Г.С. Фельдштейн, и М.П. Коваленков*(801).

Однако новая власть распорядилась иначе. В "Списке профессоров и преподавателей юридического факультета с указанием числа часов и причитающегося вознаграждения с 1 января 1919 г. (за весеннее полугодие 1919 г.)" напротив фамилий С.В. Познышева, Г.С. Фельдштейна, С.И. Викторского и Н.В. Давыдова, как и напротив фамилий некоторых других профессоров и преподавателей, в графе "примечания" указано: "согласно Декрету от 9 октября 1918 г. выбывают с 1 января 1919 г." *(802) Такого примечания нет только напротив фамилии М.П. Коваленкова.

Отказ от многих "старорежимных" профессоров связан, вероятно, с тем, что в 1919 г. юридический факультет Московского университета вовсе был упразднен - вместо него создавался факультет общественных наук 1-го МГУ, включавший, как известно, политико-юридическое отделение (с 1921 г. - правовое отделение) *(803). Не будем обсуждать политическую подоплеку данного решения - она очевидна. Для нас важно, что ни для С.В. Познышева, ни для Г.С. Фельдштейна места на политико-юридическом отделении факультета общественных наук не нашлось, хотя они были готовы продолжить работу. В этом смысле приведенный нами ранее тезис о том, что С.В. Познышев принципиально отказывался на постоянной основе сотрудничать с советской властью (служить в советских вузах, НИИ и т.д.) *(804), нуждается в определенном уточнении: сначала все-таки советская власть отказалась с ним сотрудничать.

Строго говоря, дореволюционная история уголовно-процессуальной науки в Московском университете завершилась не в 1917 г., как принято думать, а 1 января 1919 г. - именно эту дату следует считать рубежом, отделяющим одну эпоху от другой. Русская монархическая школа преподавания уголовного судопроизводства в Московском университете пережила саму российскую монархию, пусть и ненадолго.

Таким образом, зарождавшаяся советская школа уголовного процесса Московского университета требовала приглашения или подготовки новых кадров. К 1 января 1919 г., после вынужденного ухода из университета С.В. Познышева и Г.С. Фельдштейна, а также отчисления чуть ранее фактически прекративших

преподавание С.И. Викторского и Н.В. Давыдова, из процессуалистов в Московском университете оставался один лишь преподаватель (ассистент) - М.П. Коваленков.

У М.П. Коваленкова, в отличие от С.В. Познышева и Г.С. Фельдштейна, отношения с новой властью складывались более успешно. Однако, оставаясь процессуалистом и став видным советским юристом, он весьма быстро отошел от процесса уголовного. Нам неизвестны детали жизненного пути М.П. Коваленкова в течение 5 лет после знаменательного 1 января 1919 г., но в 1924 г., будучи, что примечательно, беспартийным, он получил должность заместителя председателя Высшей арбитражной комиссии (ВАК) при ЭКОСО РСФСР*(805).

Что касается деятельности М.П. Коваленкова в Московском университете, то, не порывая полностью с alma mater, преподаванием он несколько лет не занимался. В период с 1919 г. до середины 1920-х годов имя М.П. Коваленкова упоминается в университетских архивах лишь однажды - применительно к Институту советского права. Этот Институт был создан в структуре университета почти одновременно с реорганизацией юридического факультета в политикоюридическое отделение факультета общественных наук, причем Институт существовал автономно от отделения - речь шла о самостоятельных подразделениях. Председателем ученой коллегии Института был Д.И. Курский*(806). В архиве сохранилось письмо Государственного ученого совета*(807) в Президиум Московского государственного университета от 9 марта 1921 г., где, в частности, сказано: "...настоящим Государственный ученый совет сообщает, что им выбраны в качестве действительных членов Института советского права следующие лица", и далее в их числе назван "Коваленков Михаил Петрович" *(808). Тем не менее штатным сотрудником Института, среди которых были столь известные юристы, как, например, Е.Б. Пашуканис, М.П. Коваленков не стал *(809). Вероятно, в тот период начали развиваться события, приведшие его в конечном итоге на пост заместителя председателя ВАК, чему, смеем предположить, немало способствовало звание действительного члена Института советского права Московского университета.

Ясно, что работа в ВАК к уголовному судопроизводству не имела отношения, поэтому не стоит удивляться, что М.П. Коваленков сменил и научную специализацию, в том числе в Московском университете, куда он вернулся для работы по совместительству, будучи, видимо, к нему глубоко привязан. Так, учебное бюро хозяйственно-правового отделения факультета советского права Московского университета на заседании 14 января 1928 г. поставило вопрос о прохождении студентами академической практики при ВАК "под руководством профессора Коваленкова"*(810). Через 10 дней, 24 января 1928 г., инициатива учебного бюро нашла поддержку на заседании деканата факультета советского права, который возбудил ходатайство об утверждении М.П. Коваленкова сверхштатным профессором факультета "с поручением руководства практикой" при ВАК *(811). С этого момента деятельность М.П. Коваленкова в Московском университете была связана с хозяйственным правом. Он входил в предметную комиссию по хозяйственному праву факультета советского права, участвовал в ее заседаниях, например в заседании пленума этой предметной комиссии 25 мая 1928 г. *(812) В "Списке научных работников факультета советского права 1-го МГУ на 1929/30