учебный год 2023 / Алексеев Теория права

Причем от первичных особенностей последних — централизованного и децентрализованного регулирования — во многом зависит и комбинация способов, которая характерна для той или иной отрасли права.

Для отраслевых методов, где доминирует централизованное регулирование (административное право, финансовое право и др.), относящихся в основном к публичному праву, в комбинации указанных трех способов превалируют связывание и запрещение; в отраслевых же методах, выражающих диспозитивное начало (гражданское право, семейное право, трудовое право и др.), относящихся в основном к частному праву, превалирует дозволение1.

Нетрудно заметить, что цепочка зависимостей между элементами правовой системы может быть протянута и дальше — к регулятивным функциями права. Мы уже видели, что обязывание присуще в основном динамической, а дозволение и запрет — статической регулятивным функциям права.

3. Для более конкретизированной характеристики способов правового регулирования остановимся подробнее на каждом из них.

Юридическое дозволение. Это ключевой элемент правового регулирования, определяющее правовое средство, призванное обеспечить социальную свободу и активность человека, коллективов, общественных объединений, осуществление реальных прав человека, действительную демократию, творчество и

1 На значение позитивного обязывания, дозволения и запрещения для характеристики методов правового регулирования в свое время независимо друг от друга обратили внимание В. Ф. Яковлев и В. Д. Сорокин (см.: Яковлев В. Ф. Гражданско-правовой метод регулирования общественных отношений. Свердловск, 1972; Сорокин В. Д.'Административно-процессуальное право. М., 1972). Однако, в отличие от В. Ф. Яковлева, В. Д. Сорокин не связывал конструируемые им методы со структурой права, с юридическим своеобразием ее главных подразделений — отраслей. Такая позиция, получившая развитие в другой книге автора — «Метод правового регулирования (теоретические проблемы)» (М., 1976), характеризующаяся недооценкой «субстанциональности» методов, их значения в правовой действительности, оказалась возможной потому, что автор берет простейшие способы регулирования как таковые в отрыве от конкретного отраслевого материала и в особенности от главного, что характеризует методы,— централизованных и децентрализованных начал регулирования. Справедливые соображения по этому поводу высказаны Л С. Явичем (см.: Явич Л. С. Общая теория права. С. 130) и С. Н. Братусем (см.: Система советского законодательства / Под ред. И. С. Самощенко. М., 1980. С. 46—47).

созидательную деятельность людей. Именно этому элементу правового регулирования в российском обществе в современных условиях придается все большее значение.

Юридические дозволения, как и дозволения вообще, имеют, если можно так сказать, предоставительное предназначение: они призваны дать простор, возможность для «собственного», преимущественно по усмотрению, по интересу, поведения участников общественных отношений. С юридической стороны они выражаются поэтому в субъективных правах на собственное активное поведение.

Следовательно, дозволение в праве — это (поскольку речь не идет об общих дозволениях) субъективное юридическое право, и ему свойственно все то, что присуще субъективным юридическим правам (наличие известного «юридического плюса»; момент усмотрения; мера юридических возможностей). В то же время для юридического дозволения в строгом смысле этого слова характерна не просто мера возможного4 поведения, а преимущественно такая мера, которая состоит в возможности выбрать вариант своего собственного поведения, проявить активность, реализовать свой интерес.

Конечно, субъективное право, которое сводится только к одному праву требования (что характерно для относительных правоотношений типа обязательств в гражданском праве), тоже выражает своего рода дозволение, и оно тоже научно интерпретируется через понятие «дозволенное поведение». Но право требования ограничено лишь юридической областью, оно, пожалуй, в большей мере связано с позитивными обязываниями, представляя собой необходимый элемент в юридических механизмах, обеспечивающих их надлежащее исполнение. И вообще здесь мало того, что выражено в богатом по содержанию понятии дозволения. Глубокий социальный смысл дозволений в социальном регулировании состоит в том, что они дают возможности, открывают простор для свободного, активного поведения самому носителю дозволения.

Юридические дозволения должны быть выражены в законе, в других нормативных актах. При этом они опосредуются действующим правом по-разному. Чаще всего они прямо формулируются в тексте нормативного акта в виде особой разновидности регулятивных норм — управомочивающих. Вместе с тем наличие юридического дозволения может вытекать из комплекса юридических норм (таково, например, дозволение на за-

228

ключение любых сделок между гражданами, поскольку эти сделки не запрещены, соблюдаются все условия совершения сделок и они не противоречат принципам права, его началам,

духу).

А могут ли помочь в установлении юридических дозволений нормативные положения об ответственности? Если существование ответственности, как мы увидим дальше, в большинстве случаев свидетельствует о наличии в данной ситуации юридического запрета.то нет ли оснований и для обратного вывода: о том, что отсутствие установленной юридической ответственности за определенные действия означает их дозволенность? Вряд ли это так. Если бы указанное предположение было правильным, то исчез бы смысл юридически закреплять в нормативных актах дозволение.

Необходимо еще раз подчеркнуть главное — дозволения приобретают юридический характер и становятся юридическими дозволениями тогда, когда они выражены в действующем праве — в особых управомочивающих нормах или же в комплексе юридических норм. Указанный момент представляется в высшей степени важным потому, что таким путем — и это определяющая особенность именно юридических дозволений — их содержание очерчивается четкими границами, рамками, отделяющими юридическое дозволение от произвольных действий.

И еще один момент. Дозволение, если оно выражено в праве и вследствие этого получило строгие границы, все равно является самой общей юридической формой: оно свидетельствует лишь о разрешенное™, допустимости соответствующего поведения. Диапазон же социальной значимости поведения, охватываемого этой формулой, довольно велик — от допущения в смысле ненаказуемости (когда закон, так сказать, «скрепя сердце» мирится с соответствующими поступками, например с систематическим употреблением некоторыми людьми алкогольных напитков) до одобрения, высокой социальной оценки и потому поощрения поведения (когда в законе предусматриваются особые меры для того, чтобы вызвать к жизни, поддержать, расширить границы поведения подобного рода, например акты милосердия, помощь инвалидам). Для того чтобы более конкретно рассмотреть дозволения в их единстве с запретами, и нужно обратиться к правовому регулированию в целом, а отсюда — к тем общественным отношениям, которые опосредуются с помощью правовых средств. »

Юридическое запрещение. Это необходимое, важное юридическое\средство обеспечения организованности общественных отношений, охраны прав и законных интересов граждан, общественных объединений, всего общества, создания барьера для нежелательного, социально вредного поведения. Во многих случаях запрещения представляют собой переведенные на юридический язык и оснащенные юридической санкцией моральные запреты (таковы, как правило, юридические запреты в области личных взаимоотношений граждан, неприкосновенности личности, за нарушение которых установлена уголовная и административная ответственность). Вместе с тем есть немало юридических запретов, непосредственно выражающих организационную деятельность государства в сферах государственного управления, охраны окружающей среды и ряде других, которые так или иначе обосновываются в нормах морали, но не являются их сколько-нибудь близким текстуальным воспроизведением. Есть и такие запреты, которые вводятся в ткань права без необходимых оснований, в силу доминирования административных начал в управлении, бюрократических извращений, тоталитарной власти, что, в частности, и придало советскому праву запретительно-ограничительные черты.

Для юридических запретов, как и для запретов вообще, характерна закрепительная, фиксирующая функция: они призваны утвердить, возвести в ранг неприкосновенного, незыблемого существующие господствующие порядки и отношения. И потому с регулятивной стороны они выражаются в юридических обязанностях пассивного содержания, т. е. в обязанностях воздерживаться от совершения действий известного рода.

Таким образом, запрет в праве — юридическая обязанность. И с этой стороны для запретов в принципе характерно все то, что свойственно юридическим обязанностям вообще (принципиальная однозначность, императивная категоричность, непререкаемость, обеспечение действенными юридическими механизмами).

Вместе с тем своеобразие содержания запретов, выраженное в пассивном характере поведения, т. е. в бездействии тех или иных лиц в данном отношении, ставит запрет в особое положение. Это и предопределяет особенности многих юридических средств и механизмов, призванных обеспечивать и проводить в жизнь юридические запреты, в частности их юри-

230 Глава восьмая

дическое опосредование в запрещающих нормах, их гаранти-1 рование в основном при помощи юридической ответственное-! ти, их реализацию в особой форме — в форме соблюдения. А| это, в свою очередь, предопределяет наличие обширного и весь-1 ма юридически своеобразного пласта правовой материи, су-| ществующего особняком, связанного с фактическим содержа-! нием запретов — пассивным поведением.

I Для юридических запретов характерно наличие момента!

требования1 существование юридического запрета всегда пред-1 полагает, что есть лица, которые вправе потребовать его со-!

Е

Запреты в праве, отличающиеся юридической общеобяза-1 тельностью, как бы заряжены юридической ответственностью — I уголовной, административной, гражданской. Сама суть, бли-| жайшая социальная подоплека юридической ответственности! во многих случаях и заключается в том, чтобы утвердить вЕ жизни, обеспечить реальное проведение юридического запре-1 та в фактических жизненных отношениях. Более того, нередко! введение юридических санкций за поведение, которое ранее! не считалось противоправным, является по сути дела способом! установления юридического запрета. Таковы, например, уста-! новленные в свое время санкции за покупку, продажу, обмен! или иную передачу ордена, медали, нагрудного знака к почет-! ному званию, определившие новый юридически строгий за-1 прет. Здесь обнаруживается и другая связь: юридическая сила запрета, степень его категоричности обусловлены видом юридической ответственности. Законодатель для придания юридическому запрету большей силы и категоричности нередко вводит более жесткие санкции, в частности устанавливает вместо административной ответственности уголовную (например, за незаконное обучение каратэ). И, напротив, социальная практика свидетельствует, что переход по иным (гуманитарным, общесоциальным) соображениям от более строгой ответственности к менее строгой, как это в свое время произошло с ответственностью за самовольную остановку поезда стоп-краном, может влечь за собой и утрату запретом нужной строгости, объективно обусловленной категоричности.

Наряду с юридической общеобязательностью запреты в праве характеризуются формальной определенностью: будучи закреп-

лены Ъ нормах права, они приобретают строго определенное содержание и четкие границы.

Формулирование в тексте нормативного акта запрещающего нормативного положения во всех случаях имеет существенный не!только общественно-политический, но и юридический смысл. Ведь запрещающие нормы наряду с нормативными положениям^ об ответственности (в которых «спрятано» запрещение) являются внешним выражением, формой объективизации юридических запретов. И вне запрещающих предписаний и нормативных положений об ответственности юридических запретов нет.

При этом, однако, не следует смешивать формулировки «нормативное запрещение» и «отсутствие дозволения»: вторая может означать только юридическую непредусмотренность (что, как мы видели, зависит от уровня напряженности, интенсивности в той или иной зоне правового регулирования).

Позитивное обязывание. В позитивных связываниях, являющихся одним из средств правового регулирования, выражена преимущественно его активно-действенная, принудительнообязывающая сторона. Путем юридических обязываний регламентируются в основном финансовая деятельность, мероприятия по охране окружающей среды, по технике безопасности, по обеспечению всеобщего образования и т.д. Вместе с тем надо не упускать из поля зрения негативную сторону позитивных обязываний, на которых строится административно-ко- мандное, авторитарное управление.

Для позитивных обязываний характерно своего рода новое обременение: лицам предписывается совершить то, чего они, быть может (если бы не было такого обременения), и не совершили или совершили бы не в том объеме.

Этот способ регулирования с юридической стороны выражается в возложении на лиц юридических обязанностей активного содержания, т. е. в обязанностях построить свое активное поведение так, как это предусмотрено в юридических нормах.

Не повторяя ранее сказанного о позитивных обязываниях, особо отметим следующее: в содержании права с самого его возникновения неизменно присутствует обширный пласт позитивных обязываний. И на современном этапе развития общества право вне этого пласта позитивных обязываний не существует и существовать не может. Тем не менее позитивные

обязывания в принципе свойственны не столько праву, Сколько деятельности властвующих органов, т. е. государству. Абстрактно рассуждая, они могут существовать независимо от юридического регулирования. Они и практически в ряде случаев могут проявляться помимо правовых норм. Даже когда позитивные обязывания выступают в правовой форме, они в силу своей природы должны быть по главным своим характе- ! ристикам отнесены «на счет» государства1.

Достойно специального внимания и то, что позитивные обязывания по своим юридическим свойствам и характерным для них юридическим механизмам довольно существенно отличаются от рассматриваемых в единстве дозволений и запретов. Юридический облик позитивных обязываний весьма прост: они опосредуются относительными правоотношениями, в которых одна сторона обременена юридической обязанностью совершать активные действия, другая же обладает лишь правом требования, а в случае неисполнения — притязанием, призванным обеспечить реальное исполнение юридической обязанности.

Примечательно, что здесь нет сколь-нибудь глубоких и тон- I ких юридических закономерностей, связей и соотношений. Когда [ же такого рода связи и соотношения появляются (например, в правоотношениях жилищного найма, где съемщик жилой пло- I щади имеет право на обмен, на подселение соседа и др.), то I каждый раз детальный анализ выводит нас на элементы, которые относятся уже к иному пласту правовой материи — дозволениям и запретам.

Думается, не будет большим упрощением сказать, что позитивные обязывания при всей их несомненной социальной значимости все же образуют тот слой правовой материи, который ближе, если можно так выразиться, к поверхности правовой системы, чем к ее глубинам, т. е. к тем ее участкам, где право не просто контактирует с государственной властью, а как бы

1 По приведенным ранее соображениям вряд ли можно согласиться с утверждением А. Б. Венгерова и Н. С. Барабашевой о том, что возникновение права характеризуется появлением новых позитивно-обязывающих норм, обусловленных организацией земледелия, скотоводства, ремесла (см.: Венгеров А. Б., Барабашева Н. С. Нормативная система и эффективность общественного производства С 263) Они более точны, когда в отношении социально-норматив- ных регуляторов первичных государств утверждают, что для них характерно «взаимодействие двух правовых подсистем — позитивных обязываний и раз- решений-запретов» (Там же. С. 276).

перемешано с ней. Понятно, что в данном случае имеются в виду только особенности права как специфического явления социальной действительности.

Важна еще одна грань проблемы. В развитой юридической системе позитивные обязывания не только «проходят» через право, оснащаются свойствами и особенностями юридического регулирования, но и обогащаются принципами и ценностями правовой формы, сложившейся преимущественно на основе дозволительного регулирования. Это, в частности, относится к юридической ответственности, которая под известным углом зрения может быть интерпретирована как юридическая обязанность (обязанность правонарушителя после решения компетентного органа претерпеть меры государственно-принуди- тельного воздействия). Отсюда особое место правового принуждения среди принудительных мер, которое, если выделить в нем черты, связанные с ценностью права, выражает достоинства свойственных праву нормативности, определенности, процессуального порядка применения, начал социальной справедливости, гуманизма.

4. Особое место в сложном построении правового регулирования занимают общие юридические дозволения и общие юридические запреты.

Сразу же нужно отметить главное: определение «общее» применительно к запретам и дозволениям понимается в том смысле, что соответствующее нормативное положение является исходным и направляющим правовым началом на данном участке общественных отношений.

И вот что характерно. Исторические данные (относящиеся прежде всего к римскому частному праву) свидетельствуют, что общие дозволения и общие запреты стали первоначально складываться как особый технико-юридический прием, выражающий обобщающую формулу «все, кроме» или «все, за исключением», — прием, который используется не только в области дозволений и запретов. Его суть очевидна: первоначально вводится известное нормативное положение, скажем, запрет на что-то, а затем этот запрет определенным образом ограничивается, из него делаются исключения, и таким путем запрет, рассматриваемый в единстве с исключениями из него, приобретает общий характер. Например, в римском частном праве в соответствии с существовавшими в то время требованиями морали был установлен запрет на дарение между му-

жем и женой (Дигесты, кн. 24, титул I, 1). А затем были введены нормы, которые делали из этого правила известные Исключения, в частности, для дарения на случай смерти, на Восстановление зданий, уничтоженных пожаром (Дигесты, / кн. 24, титул 1, 9, 14, 27 и др.). То, что общие дозволения ц общие запреты могут выступать в качестве технико-юридического приема (причем этим его функции в правовой системе ограничиваются), должно быть учтено при общетеоретической характеристике рассматриваемых правовых явлений.

Вместе с тем уже в эпоху древнего права в таких важнейших его областях, как договорное и право собственности, стали складываться обобщающие положения, пусть не всегда достаточно выраженные, в виде общих дозволительных начал, которые имели существенное общественно-политическое, нравственное значение. Применительно к договору это видно из того, что римские юристы стремились увидеть в нем нечто изначальное, относящееся к праву народов, и даже такое, что органически связано с понятием «мир». По мнению Ульпиана, изначальность договоров в человеческих взаимоотношениях «вытекает из самой природы. Ибо что более соответствует человеческой честности, чем соблюдать то, о чем они (люди) договорились» (Дигесты, кн. 2, титул XIV, 1).

В современных условиях, судя по всему, общие дозволения и общие запреты наиболее часто встречаются и, следовательно, с наибольшей вероятностью могут быть найдены там, где: а) право прямо «выходит» на права и обязанности, прямо опосредует поведение людей через дозволения и запреты; б) существует необходимость воплотить в самом регулировании его социально-политические, нравственные начала, его направленность — дозволительную или запретительную.

Отметим теперь следующий момент: главная юридическая функция рассматриваемых правовых явлений как общих регулирующих начал состоит в том, чтобы быть направляющими механизмами в правовом регулировании, его, так сказать, организующимистержнями.

В то же время общие дозволения (именно дозволения!) могут непосредственно порождать юридические последствия: как таковые они могут быть непосредственным критерием правомерного поведения. Пример тому — общее дозволение в отношении свободы договоров. Если на том участке социальной действительности, где существует общее дозволение, нет по

данному вопросу конкретного, специального запрета, то такие дозволения сами по себе являются основанием для признания соответствующего поведения правомерным. И это в полной мере согласуется с самой его природой: как общее юридическое начало они могут — тоже общим образом — обусловливать правомерное поведение.

Но вот общие запреты (именно запреты!) непосредственно не могут порождать юридические последствия: они как таковые не могут быть непосредственным критерием неправомерного поведения. Во всех без исключения случаях значение оснований для определения неправомерности могут иметь только конкретные нормы — либо запрещающие, либо обязывающие и управомочивающие, неисполнение которых или же выход за границы которых (дозволения) свидетельствует о правонарушении. И в соответствии с принципами законности, требующими сообразно началам справедливости конкретности и персонального характера юридической ответственности, каждый случай противоправного поведения должен быть связан с нарушением конкретной юридической нормы — запрещающей, обязывающей или управомочивающей (когда субъект выходит за пределы дозволенного).

Подытоживая, следует заметить, что общие дозволения и общие запреты выражают весьма высокий уровень нормативных обобщений.

При этом перед нами довольно любопытный факт: внешняя объективизация общих дозволений и общих запретов как специфических юридических феноменов выражается при их формулировании не в них самих, а в их «другой стороне», в их, так сказать, противоположности, в исключениях из «общего»: общих дозволений — в запретах-исключениях, общих запретов — в дозволениях-исключениях.

Возникает вопрос: коль скоро существуют общие дозволения и общие запреты, то что же препятствует тому, чтобы и в отношении третьего способа правового регулирования — позитивных связываний — не применять понятие «общее» в указанном выше смысле? Закономерность постановки этого вопроса подкрепляется тем, что в нашем законодательстве можно встретить такие случаи регулирования, которые характеризуются значительной степенью общеобязательности, общности по отношению к субъектам. К ним относятся, например, порядок досмотра таможенными органами багажа граждан,