учебный год 2023 / Алексеев Теория права

структура представляет собой реальное положение организа- ционно-нормативных форм социальных регуляторов, действующих в данном обществе и в данное время, их реально существующую расстановку, которая, выражая ее идеальную модель, в то же время исторически находилась и находится под влиянием целого ряда разнообразных условий, обстоятельств, причин, в том числе и таких, которые относятся к субъективной стороне жизни общества, к сложившимся традициям, науке, даже к личностным особенностям отдельных людей. В соответствии с этим фактическая инфраструктура есть реальность, данность нормативно-организационных форм.

3. Инфраструктура социального регулирования во многом зависит от его видов. Регулирование в социальной жизни в принципе может быть двух основных видов: индивидуальное и нормативное.

Индивидуальное — упорядочение поведения людей при помощи разовых, персональных регулирующих акций, решений конкретных вопросов, 'относящихся только к строго определенному случаю, к конкретным лицам.

Нормативное — упорядочение поведения людей при помощи общих правил, т.е. известных моделей, критериев, эталонов поведения, которые распространяются на все случаи аналогичного характера и которым должны подчиняться все лица, попавшие в нормативно регламентированную ситуацию.

Одни и те же жизненные проблемы могут решаться и тем самым целенаправленно упорядочиваться (регулироваться) как в индивидуальном, так и в нормативном порядке. Допустим, нужно установить, кто из данных лиЦ должен участвовать в общественных работах и каково содержание таких работ. Тут возможны два варианта: либо в каждом конкретном случае в индивидуальном порядке определяется, что такие-то и такието лица участвуют в выполнении таких-то и таких-то работ, либо вводятся общие правила, нормативы, регламентирующие порядок и очередность участия лиц в работах, точное содержание их деятельности. Конечный результат в обоих случаях состоит в обеспечении осуществления коллективом людей общественных работ, т.е. поведение людей упорядочивается, направляется. Но при этом порядок решения проблемы разный: индивидуальный или нормативный. Это оказывается в высшей степени важным для качества социального регулирования, его эффективности и значения.

Индивидуальное — это простейшее социальное регулирование. Оно имеет известные достоинства: позволяет решить жизненные проблемы с учетом особенностей данной ситуации, персональных качеств лиц, характера возникающих отношений. Но очевидны и его значительные недостатки: оно неэкономично, не вполне обеспечивает строгую организованность, единый общий порядок, необходимую одинаковость в повторяемых актах и процессах производства, обмена, жизнедеятельности людей; каждый раз проблему нужно решать заново, а главное, существуют довольно широкие возможности для субъективистских, произвольных решений.

Появление нормативного регулирования — первый и один из наиболее значительных поворотных пунктов в становлении социального регулирования, знаменующий крупные изменения, качественный скачок в его развитии.

При помощи общих правил оказывается возможным достигнуть единого, непрерывно действующего и вместе с тем экономичного порядка в общественных отношениях, подчинить поведение людей общим и одинаковым условиям, продиктованным требованиями экономики, власти, идеологии, всей социальной жизни. Резко сужаются возможности для случая и произвола. Тем самым с максимальной полнотой достигается главная цель социального регулирования — упорядочение всей социальной жизни, прежде всего приобретение ею общественной устойчивости и независимости от случая или произвола.

Весьма существенно, что нормативное регулирование затрагивает область общественного сознания, связывается с ним, с существующей системой ценностей. Ведь всякая норма в обществе — это масштаб, критерий оценки будущих форм поведения, суждение о ценностях, обращенное в будущее и объективированное в том или ином виде. Именно отсюда проистекает «двойной отсчет» при характеристике социальных норм: наряду с регулятивными особенностями (свойствами, присущими социальным нормам как регуляторам) нужно учитывать также и «второе измерение» — содержащиеся в нормах-кри- терии оценки поведения людей, суждения о ценностях, которые могут приобретать как реакционный, так и прогрессивный, гуманистический характер.

Разумеется, свои минусы имеет и нормативное регулирование, в особенности в случаях, когда оно становится орудием политической власти авторитарного типа, авторитарной идео-

логии и может быть носителем реакционных идей, антигуманной идеологии, ценностных представлений, тормозящих общественный прогресс. Да и с точки зрения регулятивных особенностей оно само по себе не обеспечивает того, что достигается при индивидуальном решении жизненных проблем — учета индивидуальной ситуации, неповторимых особенностей конкретного случая.

Этим и объясняется потребность, которая остро ощущается в ходе общественно-исторического развития, — дополнить в необходимой мере нормативное регулирование, в том числе правовое, индивидуальным. Однако перечисленные недостатки нормативного регулирования не должны заслонять его громадных социальных преимуществ. Формирование его имело переломное, этапное значение в развитии регулятивных механизмов, свойственных обществу как социальной системе, когда и складывается устойчивая инфраструктура регулирования.

4. Для понимания особенностей социального регулирования, изменений его качества, дифференциации и интеграции, его инфраструктуры принципиально важен начальный пункт, исходная точка, с которой началось его развитие, — социальное регулирование в первобытных обществах, обществах, еще не оторвавшихся от природы, от стихии безвариантных естествен- но-природных сил (для них характерно присваивающее хозяйство) и еще не обретших самостоятельного, собственного развития, движения к свободе, к высвобождению и возвышению автономной личности, человеческой индивидуальности.

На заре существования человечества (в праобществе, затем в первобытных обществах) сложилась своеобразная социальная организация — первобытнообщинный строй, нередко именуемый первобытным коммунизмом.

При первобытнообщинной, родоплеменной общественной организации существовала примитивная и в то же время самобытная система социального регулирования, адекватная тогдашним общественным условиям. Эта система отличалась многими особенностями; более того, нынешние представления о социальном регулировании, о нормах, их характеристики относятся к ней в довольно малой степени. Применительно к первобытным обществам эта система и не могла быть иной; отвечая потребностям экономической, этической, психологической и других сторон социальной жизни «первобытного коммунизма», она выступала в качестве надежно работающей и эффек-

тивной регулирующей системы, которая в полной мере обеспечивала объективно обусловленную организованность социальной жизни.

Важнейшие особенности этой системы связаны с тем, что регулирование направлено на обеспечения господства «целого», его приоритета над индивидуальным, личным, на сплочение рода, племени (при этом человек как автономная личность по существу не выделялся, не обособлялся от «целого»).

В условиях лишь намечавшейся свободы отдельного человека в социальной жизни, суровой и жестокой борьбы людей за существование система социального регулирования, настроенная на сохранение и обеспечение оптимального функционирования «целого» (рода, племени), отличалась монолитностью, суровостью, а по нынешним меркам порой и жестокостью, сковывала индивидуальную инициативу, самодеятельность членов рода, не давала сколько-нибудь широких возможностей для их социальной активности. Она выступала в виде строгих, непререкаемых, безусловно обязательных (как и сама природная необходимость) мононорм-обычаев1, в силу длительного применения ставших привычкой, освящавшихся первобытной мифологией, религией и вследствие этого не нуждавшихся ни во внешнем объективировании (институционализации), ни в обеспечении при помощи специального аппарата принуждения.

Именно такой естественно-природный характер мононормобычаев первобытных обществ и исключает надобность в позитивном, писаном праве — во внешне формализованном институционном нормативном регуляторе, выраженном в специфической системе регулятивных средств и механизмов и связанном с принуждением особого рода, которое обеспечивается специальным аппаратом.

5. Примечательно, что в социальном регулировании в первобытных обществах уже обозначалась его внутренняя структура, приобретшая затем, в особенности в праве, ключевое значение, — выделение, точнее, известное различение запретов, дозволений, позитивных связываний.

1 Понятие «мононорма» ввел видный специалист по этнографии А.И. Першин (см.: Першим А.И. Проблемы нормативной этнографии. В кн.: Исследование по общей этнографии. М., 1979 С. 213).

Выражаясь внешне в системе обычаев, нормы первобытного строя, будучи едиными мононормами, по своему содержанию воплощали естественную, природную необходимость, согласующуюся с коллективистскими началами — экономическими и управленческо-организационными, характерными для этой стадии развития человечества — «первобытного коммунизма»1. Поэтому они представляли собой нерасторжимое единство и биологических, и производственных, и моральных, и религиозных, и обрядово-ритуальных требований2.

Однако то обстоятельство, что система социального регулирования складывалась из мононорм, вовсе не означает, что нормы-обычаи, в форме которых существовали мононормы, не отличались известными особенностями по своим регулятивным свойствам, в частности по тому, как и в какой последовательности выражались в них запреты, дозволения, позитивные обязывания. В литературе уже отмечалось, что само формирование норм-обычаев исторически происходило так, что первоначально сформировались запреты, и лишь потом появились позитивные обязывания и дозволения3. В этом отношении есть основания полагать, что как раз в специфике дозволений и запретов (а также позитивных обязываний) и состоит важная особенность инфраструктуры социального регулирования первобытных обществ.

Какие же моменты представляются здесь наиболее существенными?

Во-первых, это доминирование запретов, причем такое, которое придавало всей системе регулирования в целом запретительный характер. Повсеместно, во всех уголках нашей планеты, нормы поведения людей в первобытных обществах (в том числе и на начальном этапе их развития — в праобщест-

1 В литературе по истории первобытного общества отмечается, что в первобытности имелись строгие системы норм, регулировавших взаимоотношения между людьми и до определенной степени стимулировавших те или иные поступки, и что эти нормы «вырастали из стихийной потребности людей держаться вместе и действовать сообща» (История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины. М, 1986. С. 394, 554).

2 В работе «История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины» (С. 545) подчеркивается «как бы диффузный, синкретный характер первобытной норматики, включающей в себя и мораль, и этикет, и зачатки права, и даже религиозные предписания и запреты».

3 См Явич Л.С. Право и социализм. М., 1982. С. 12—13.

ве) выступали преимущественно в виде табу1. И хотя табу не сводится к одной лишь норме-запрету, в его основе все же лежит безусловное запрещение. Более того, весьма вероятно, что форму табу носили все первые нормы поведения, в том числе и такие, которые имели позитивное содержание. Это связано с тем, что в первобытных обществах, в особенности в праобществе, новые социальные потребности были одновременно и потребностями, и ограничениями биологических инстинктов. Да и права отдельных индивидов в той мере, в какой о них в отношении праобщества и первобытного общества в целом можно вообще говорить, были по большей части только оборотной стороной обязанностей индивидов перед обществом, коллективом. Так, обязанность не препятствовать доступу к добыче остальных членов коллектива оборачивалась для них правом каждого из них получать долю2. Вместе с тем, как показано в литературе по истории первобытных обществ, мононормы-обычаи отличались известной гибкостью; они, в особенности на более поздних стадиях, «далеко не всегда угнетали и подавляли всякую личность; напротив, обычай и общественное сознание давали и тогда выдающейся личности определенные возможности для самовыражения, инициативы, личной деятельности»3.

Во-вторых, это первичный характер запретов и входивших в их орбиту позитивных обязываний и прав: они являлись прямым, ближайшим выражением социальных (биосоциальных) условий жизнедеятельности и, стало быть, естественными, не- посредственно-социальными правами и обязанностями (об этой категории — в последующих главах). С самого начала они выступали в виде прямого и ближайшего выражения коллективистских начал в жизни первобытных обществ, доминирования «целого» (рода, племени), средствами «нейтрализации опасности, которую представлял для общества зоологический индивидуализм»4. В данном отношении запреты, выраженные в

1 Обстоятельные соображения об особенностях норм первобытнообщинного строя, выраженных в табу, приведены в монографии «История первобытного общества. Общие вопросы. Проблемы антропосоциогенеза» (М, 1983. С. 312—

316)2. См.: История первобытного общества. Общие вопросы. Проблемы антропосоциогенеза. С. 244, 312

3 История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины. С.546.

4 История первобытного общества. Общие вопросы. Проблемы антропосоциогенеза. С. 316.

виде табу, имели первобытный непосредственно-социальный характер. И точно так же, как и все общество первоначально является еще праобществом, запреты (а кроме того, обязанности и права) выступали как празапреты. Именно эта первичность, изначальность первобытных запретов и входивших в их орбиту позитивных обязываний и прав многое объясняет в особенностях их действия. В частности, их жесткость, твердость, непререкаемость в значительной мере объясняются безвариантностью, жесткостью, твердостью, непререкаемостью самих требований жизнедеятельности первобытных людей, в том числе требований, имеющих в своей основе биологические предпосылки.

В-третьих, это предметность, казуистичность запретов, отсутствие в них обобщающих, интеллектуальных компонентов, элементов ценностных суждений и, следовательно, отсутствие возможности (даже на первобытном, примитивном уровне) сколько-нибудь отчетливо проявить свое «второе измерение», выступая в качестве критерия оценки, суждения о ценностях. Если табу потому и отличается от запрета, что охватывает известные духовно-идеологические моменты (представление о неотвратимой опасности при нарушении табу, чувство ужаса перед этим), то сам запрет крепко привязан к строго определенному предмету реального или воображаемого мира. Тем более что и само первобытное мышление, характеризующееся чертами синкретности и пользовавшееся комплексом знаков и символов, занимает промежуточное положение между такой высокой разновидностью мышления, когда оно оперирует понятиями, и такой более низкой, первичной ее разновидностью, когда вместо понятий есть лишь «сырые» образы. Вот почему мононормы первобытного общества всегда предметны, казуистичны: они посвящены либо брачным отношениям, либо ритуальным отношениям при выходе на охоту, либо порядку распределения добычи, либо празднествам, торжествам по тому или иному случаю и т.д.

Обобщающие интеллектуальные компоненты проникали в систему социального регулирования первоначально не путем придания мононормам и запретам более общего характера, не путем выработки принципов регулирования, критериев ценностной оценки, а совсем с другой стороны — путем придания нормативного характера мифам, сказаниям, сагам, былинам и иным формам художественного общественного сознания. Зна-

менательно, что спонтанно рождаемые условиями жизнедеятельности людей первобытные обычаи затем оснащались «идеологическим осознаванием в виде преданий и верований»1, они осознавались «частью как традиционные правила поведения, частью как веления сверхъестественных сил, не подлежащие сомнению и критике»2, что уже придавало соответствующим правилам характер религиозно-моральных норм.

В то же время надо видеть, что регулятивно-общий характер первобытных норм-обычаев, при котором они целиком, без исключений охватывали все случаи данного вида, всех членов группы (например, абсолютный запрет, выраженный в экзогамии), не был построен на какой-либо обобщающей идее или принципе, а был продиктован изначальностью запретов, их непосредственно-социальным характером. Впрочем, и это «общее» представляется, причем в перспективе, важным, и его следует принять во внимание при характеристике не только социального регулирования в целом, но и права.

II. Право в генезисе общества

1. Социальное регулирование первобытных обществ (во всяком случае со стороны ряда его черт) можно рассматривать в качестве предправового социального явления.

В нем по мере перехода в результате неолетической революции от присваивающего к производящему хозяйству и соответственно развития всей социальной жизни, в особенности в условиях начинавшегося разложения родоплеменной организации, все более накапливались элементы (в том числе элементы регулятивной культуры), которые потом, когда сложились необходимые социальные факторы, сыграли свою роль при формировании права.

Наиболее существенный момент состоит здесь в том, что в системе социального регулирования первобытных обществ в ходе закономерного развития всех сторон социальной жизни получают известное отражение все более возрастающие начала свободы поведения участников общественных отношений,

1 История первобытного общества. Эпоха первобытной родовой общины. С.223.

2 Там же. С. 554. Несколько раньше авторы обращают внимание на то, что первобытные обычаи «осмысливаются зачастую как предписания, исходящие от сверхъестественных существ и подкрепляемые религиозно-магическими санкциями» (С. 543).

Глава вторая

42

отдельной автономной личности. Если свойственное тогдашней эпохе господство природной необходимости обусловливало доминирование «целого» — коллективистских начал, а отсюда нерасторжимость, точнее, относительную неразличимость прав и обязанностей конкретных индивидуумов и их групп, то постепенное совершенствование производящего хозяйства, рост и развитие всего комплекса социальных институтов первобытнообщинного строя шаг за шагом приводят к тому, что начинают приобретать все более самостоятельное значение определенные возможности (свобода) поведения тех или иных участников общественных отношений, характер которых лучше всего может быть выражен термином «право»1.

Что это за право? Юридическое ли это явление в строгом смысле этого слова? Нет. Ибо тут еще отсутствуют качественные особенности, черты, свойственные праву как особому, внешне объективированному, нормативному институционному образованию, писаному праву.

Но все же вовсе не случайно многие авторы употребляют в данном случае это обозначение — «право»! Как правоведымарксисты, последовательно придерживаясь идеи классового права, так и сторонники «вечности права» при освещении ряда аспектов первобытнообщинного строя говорят об «отцовском праве», «праве избирать и смещать старейшин», «обычном праве» и др. Почему? Да потому, что слово «право» может в ряде случаев обозначать и качественно иное явление, чем строго юридическое регулирование, т.е. иметь неюридическое значение, пониматься в непосредственно социальном смысле, т.е. как естественное право. Этот термин в рассматриваемом ракурсе обозначает не институционный нормативный регулятор, не позитивное писаное право, а феномен из другого круга явлений социальной жизни — социально оправданную свободу определенного поведения, являющуюся результатом прямого действия условий жизнедеятельности людей.

В то же время формирующаяся в недрах первобытнообщинного строя свобода поведения служит предпосылкой и предвестником особого, юридического регулирования, которое складывается при переходе общества к цивилизации и специфи-

1 Как на одно из первичных таких «прав» указывается на право доступа к пище (си.: История первобытного общества. Общие вопросы. Проблемы антропосоциогенеза. С. 312).

ческим моментом которого является объективизация нормативного регулирования и возникновение юридических дозволений. Последние придали самому феномену «дозволение» обособленный, самостоятельный статус и резко выдвинулись вперед в инфраструктуре социального регулирования.

Более того, в условиях первобытных обществ, пожалуй, уже складывается начальное звено многоэтапного процесса «восхождения» права. Это начальное звено, хотя оно и относится в основном к доцивилизационной стадии, позволяет увидеть наиболее важные черты исторического развития права с гуманитарных позиций. Таким начальным звеном является «право сильного» как таковое, которое в доцивилизационное время выполняло, как это ни парадоксально, грубо-упорядочиваю- щие и грубо-стабилизирующие функции (кроме, пожалуй, крайнего, низшего его проявления — «права войны», не знающего предела и пощады).

Впрогрессе системы социального регулирования, связанном

свозникновением права, немалую роль сыграли и такие элементы регулятивной культуры, как строгость и непререкаемая обязательность обычаев. Не случайно, как свидетельствуют факты истории, везде и всюду на нашей планете одно из исходных начал формирования права, прежде всего частного права, — это санкционирование (принятие государственными органами) обычаев, выступавших таким образом в качестве готовой формы, при помощи которой так или иначе цивилизовалось «право сильного» и определенные правила возводились в общеобязательные юридические нормы.

Возможно, система первобытных обычаев имела для последующего формирования позитивного права и более глубокое значение. С этой точки зрения заслуживает тщательного изучения институт табу — строжайших запретов, имевших биологические, стихийно-природные, хозяйственные, моральные, религиозно-обрядовые основания и отличавшихся жесткой обязательной силой, непререкаемостью. Они, по мнению некоторых авторов, представляют собой зародыш правовых норм. Более того, можно предположить, что табу явились предпосылкой формирования в последующем таких существенных элементов структуры права, как общие юридические запреты.

Достойно внимания также то, что в первобытных обществах, особенно на поздних фазах их развития, стали складываться и специфические регулирующие механизмы, органически соче-